мистера Гибсона) позволила себе выказать по поводу увольнения Бетии. Девушка приходилась дальней родственницей Дженни и считалась ее протеже, посему она осмелилась высказаться в том духе, что «за порог» следовало выставить как раз мистера Кокса, искусителя, а вовсе не Бетию, которая не устояла перед искушением и пала его жертвой. Подобная точка зрения оказалась достаточно правдоподобной, дабы мистер Гибсон почувствовал, что поступает несправедливо. Однако же он взял на себя труд подыскать для Бетии место не хуже прежнего, которое она занимала в его семье. Дженни тем не менее сочла возможным предостеречь его, и хотя из прошлого опыта мистер Гибсон прекрасно знал, что повариха, скорее всего, ограничится сотрясением воздуха, так и не претворив свои угрозы в жизнь, ему пришлось не по душе ощущение дискомфорта и неуверенности, которое появилось в связи с крайне неприятной ситуацией, когда он то и дело натыкался в собственном доме на особу, на чьей физиономии было столь отчетливо написано неодобрение и оскорбленное достоинство.
В самый разгар этих мелких домашних неурядиц случилась еще одна неприятность, уже куда более значимая. Воспользовавшись отсутствием Молли, мисс Эйре вместе со своей престарелой матушкой и своими осиротевшими племянниками и племянницами отправилась на воды, что поначалу должно было продлиться не дольше пары недель. Но спустя десять дней мистер Гибсон получил от нее написанное прелестным почерком, безукоризненно изысканное по стилю, безупречно сложенное и аккуратно запечатанное письмо. Ее старший племянник свалился со скарлатиной, и существовала немаленькая вероятность того, что та же участь постигнет и остальных детей. Бедная мисс Эйре пришла в отчаяние, оттого что из-за болезни ее возвращение домой откладывалось на неопределенный срок, а тут еще ей предстояли дополнительные расходы и нешуточные треволнения. Но мисс Эйре ни словом не обмолвилась о неудобствах, которые свалились на нее лично, и со смиренной кротостью просила извинить ее за то, что она не сможет вернуться к оговоренному сроку к своей подопечной в семье мистера Гибсона, почтительно добавив, что, пожалуй, так будет даже лучше, поскольку мисс Молли еще не болела скарлатиной. И даже если бы мисс Эйре бросила своих родственников на произвол судьбы, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей, это было небезопасно и безответственно с ее стороны.
– Ну, разумеется, – проворчал мистер Гибсон, разорвал письмо пополам и швырнул в камин, где оно быстро обратилось в пепел. – Хотел бы я жить в доме стоимостью в пять фунтов, так чтобы в радиусе десяти миль от меня не имелось ни единой женщины.
Очевидно, он совершенно упустил из виду способность мистера Кокса сеять раздоры. Впрочем, с таким же успехом он мог винить в случившемся ни о чем не подозревавшую Молли. Появление поварихи, которая с мученическим видом оскорбленного достоинства вошла в комнату, чтобы унести остатки завтрака, о чем она и объявила с тяжким вздохом, заставило мистера Гибсона перейти от бесплодных размышлений к делу.
«Молли