слез и рыданий, но одно она знала наверняка: ее отец собирался жениться вновь. Он рассердился на нее… она поступила очень дурно… он уехал от нее недовольным… она лишилась его любви… он хочет ввести в дом чужую женщину – вдали от нее, вдали от своего собственного ребенка, своей маленькой дочурки, забыв ее дорогую, любимую мамочку. Эти мысли, лихорадочно бродившие у нее в голове, терзали ее, и она плакала до тех пор, пока не обессилела окончательно. Чтобы хоть немножко набраться сил, она умолкла на какое-то время, но уже вскоре вновь расплакалась. Девушка бросилась на землю, к груди которой припадают в подобных случаях, и обхватила обеими руками старую, поросшую мхом скамью. Иногда она закрывала лицо ладонями, иногда с силой сплетала пальцы, словно надеялась унять душевную боль.
Она не видела Роджера Хэмли, возвращающегося с лугов, как не слышала и стука белой калитки. Он прочесывал пруды и канавы, а на плече у него висела рыбацкая сеть с запутавшимися в ней грязными сокровищами его трудов. Он возвращался домой на ленч, как всегда нагуляв изрядный аппетит, хотя в теории делал вид, будто презирает чревоугодие. Но он знал, что матери приятно его общество за столом; второй завтрак был для нее событием, поскольку она редко спускалась вниз ранее назначенного часа. И юноша с легкостью разрушил свою же теорию ради матери, обретя щедрое вознаграждение в удовольствии, с которым он составлял ей компанию за едой.
Роджер не видел Молли, пересекая террасу и направляясь домой. Он прошел уже ярдов двадцать по лесной тропинке, выходящей к террасе с правой стороны, когда, вглядываясь в траву и дикие растения под деревьями, вдруг заметил одно особенно редкое, которое уже давно мечтал отыскать, причем в цвету. Сетка его немедленно полетела на землю, ловко свернутая так, чтобы ее пленники не разбежались, пока она будет валяться в траве, а сам он легким и уверенным шагом направился к своему сокровищу. Он настолько любил природу, что исключительно в силу привычки старался не наступать ни на одно растение: кто знает, какое чудо может впоследствии развиться из того, что сейчас выглядело жалко и убого?
Взятый им курс вел в направлении скамьи под ясенем, которую с этой стороны было видно гораздо лучше, чем с террасы. Юноша остановился, заметив на земле светлое платье, – кто-то полулежал на скамье, причем настолько неподвижно, что Роджер даже задался вопросом, уж не болен ли тот человек и не лишился ли он чувств. Юноша не двигался, решив понаблюдать, что будет дальше. Через минуту-другую рыдания возобновились и он расслышал слова. Это была мисс Гибсон, которая надломленным голосом воскликнула:
– Ох, папа, папочка! Вернись, прошу тебя!
На мгновение ему показалось, что будет лучше, если он оставит ее в неведении относительно того, что за нею наблюдают, и даже попятился на цыпочках назад. Но тут вновь раздались душераздирающие рыдания. Его мать вряд ли смогла бы прийти сюда, дабы утешить эту девушку, свою гостью. Поэтому, когда Роджер вновь услышал этот жалобный