через годы.
Естественно и безоговорочно, он по этой причине считался среди детей самым умным, образованным и начитанным. А потому в последнее время его голос уже признавали на семейном совете сопоставимым с голосом отца.
А вот слова матери в отношении Отелло тоже оказались пророческими. И она, и Семен относились к массивному приятелю своего первенца Дмитрия как к родному сыну. Причем сыну более честному, более искреннему и более послушному. Он хоть и не научился говорить (устройство гортани никак не удавалось изменить даже магически), зато ничего не мог скрыть. Врать не умел совершенно. Стоило его только поставить перед собой, смотреть ему в глаза и оперировать вопросами, на которые положено отвечать только «да» или «нет», и он признавался во всем.
Потому Дим и переживал, что приятель может неосторожно все «выболтать» матери. Потому они и крались к себе домой, словно в берлогу к парочке медведей. Может, и прокрались бы незаметно прямиком к отцу, да из обзорной щели их заметила Кэрри, стоящая на посту и сразу наябедничавшая матери:
– Опять эти двое что-то натворили, потому что от тебя прячутся.
Так что через сорок ударов сердца Люссия уже усаживала мохнатика перед собой, чтобы не смотреть на него снизу далеко вверх, и строго вопрошала:
– Ну и где вы были? Что-то сотворили без отцовского одобрения?
Отелло тяжко вздохнул и… покорно кивнул. Рядом с ним застонал расстроенный лохматик. Ведь объяснить матери полезность уничтожения семейства зе́мерей и угрожающего хозяйству джонла многократно сложней, чем все понимающему отцу.
Глава 3
Несправедливое наказание
Мать и в самом деле не поняла мотивов, подвигнувших друзей на совершенные действия. Хотя изначально она весьма хитро вытянула всю суть из наивного мохнатика, поддакивая ему и порой даже восторженно хлопая в ладоши. Она сумела бы разговорить и глухонемого, вот Отелло и старался. Увлекшись пересказом недавних подвигов, он рычал, свистел, ухал и стонал, пользуясь всеми имеющимися у него в арсенале звуками, а также жестами и всем телом, красочно воссоздавая элементы засады, боя, погони и уничтожения монстров.
В общем, раскололся полностью. За что тут же, не вставая с места, стал получать от рассерженной триясы по полной программе:
– Ну сколько раз я тебя просила? Сколько раз верила в твою рассудительность? И сколько раз ты мне обещал вести себя осмотрительно, не поддаваясь на провокации Дима? И не увлекаясь его глупостями! Ведь обещал не идти у него на поводу! И всегда, всегда советоваться с отцом по любому вопросу, связанному с безопасностью!
Пес (сам Отелло себя тоже считал принадлежащим к расе разумных псов) виновато кивал, кося глазами на расстроенного друга. К нему пришло запоздалое раскаяние по поводу излишней «болтовни», и, чтобы хоть как-то реабилитироваться, он выставил вперед большой палец руки, стараясь придать себе вид уверенный и гордый:
– Не-е! Не-е! – мол, никакого риска, все было под контролем.
– М-да?