сигару.
Парень потянулся к блокноту так, словно ожидал наткнуться там на капкан. Чтобы успокоить его, Пеллетер даже нарочно отвернулся, словно и забыл про его существование. Парень написал свое имя и на цыпочках вышел.
– Слушай, Пеллетер… – начал было Летро, но в комнату уже вошел следующий надзиратель.
Это был крепкий, рослый человек, гораздо старше всех, кого они успели допросить, примерно того же возраста, что и сам инспектор, и на висках его уже серебрилась седина. Он уселся на стул уверенно, выпятив широкую грудь и круглый живот, и смело посмотрел Пеллетеру в глаза.
– Мне вообще-то нечего рассказывать, – сразу заявил он.
Летро заметил, что Пеллетера как будто подменили. Движения его стали медленными и плавными, а веки наполовину прикрылись.
– Ну, имя-то свое вы нам назовете?
Дюжий надзиратель всосал в себя нижнюю губу и заерзал на стуле.
– Пассемье.
– Как давно вы здесь работаете?
– Тридцать два года.
Пеллетер изогнул брови и кивнул.
– Внушительный срок.
– Да. Я здесь работаю дольше остальных.
– Но не дольше начальника тюрьмы, – заметил Пеллетер. – Он тоже ведь начинал свою карьеру здесь.
– Да, мы вместе начинали.
– И как же получилось, что вы не стали начальником тюрьмы, а он стал?
Пассемье опять заерзал, на этот раз поджав губы. Он задумался перед тем, как ответить, явно соизмеряя то, что уже успел сказать, и то, что только собирался.
– Ну, место только одно. Мы же не можем все стать начальником тюрьмы. А он… хороший человек. И отличный друг.
Пеллетер перевернул блокнот к себе лицом – что-то там его вдруг заинтересовало даже больше, чем допрос.
Пассемье ничего не говорил – ждал.
– А вот об этом вам, значит, ничего не известно? – сказал Пеллетер, не отрывая глаз от блокнота, хотя пока не прочел там ни строчки, так как исподтишка внимательно наблюдал за надзирателем.
– О чем «об этом»?
– Ну вот об этом. – Пеллетер перевернул блокнот и пододвинул его к надзирателю.
– О Меранже, что ли? – сказал тот, скосив взгляд на записи, и поднес руку к подбородку.
Пеллетер сделал рукой жест, но что тот означал, трудно было сказать.
Пассемье снова принял самоуверенную воинственную позу.
– Ничего мне о нем не известно.
– Ладно, – сказал Пеллетер и, взяв блокнот, раскрыл его на пустой страничке. – Вы не могли бы написать вот здесь свое имя?
Надзиратель удивился:
– Это все, что ли? – Он, по-видимому, ожидал допроса с пристрастием и теперь смотрел на Пеллетера и Летро в некоторой растерянности.
– Ну да. Мы же видим, вам нечего сказать. Вам ничего не известно обо всем этом. Вы здесь старый, заслуженный работник. Так что мне больше не о чем у вас спрашивать.
Пассемье пожал плечами и как-то сразу расслабился, даже его округлое пузо размякло и выпятилось. Он стал записывать свою фамилию, причем держа блокнот не на столе, а взяв его в руки. Закончив, он отложил