было мало, и взять эти неведомые «Аквариум», «Кино», «Странные игры» было негде, пришлось сочинять самим. Вместо пластилина, подкопив, купили гитары за семь рублей; стали учиться играть, для лёгкости подбирая мелодию под свои слова. Чащин запомнил одну рифму из тех сотен, что у него тогда получились:
Хочу выпить вина,
Целый стакан, до дна.
Казалось, не хуже, чем у «Зоопарка»…
Летом восемьдесят пятого, окончив восьмой класс, Владька уехал в Иркутск учиться на пожарного. Через год вернулся скрюченный, не узнающий знакомых, но с жадными, мечущимися глазами. Димка испуганно сообщил:
– Он маком колется!..
Побродив по городку, Владька исчез окончательно. И мама его куда-то уехала… А Денис и Димка начали совершать вылазки в более крупные города Сибири, нашли соратников, услышали вживую фузовую гитару, гипнотизирующий бой палочек по ударной установке, увидели человека у микрофонного штатива…
Почти пятнадцать лет Чащин жил этим, попадая то в джунгли общаг новосибирского Академгородка, то в питерское ПТУ, то в армию, то, очень редко, на сцену, скитаясь по раздолбанным вшивым сквотам, портя желудок паленкой и китайской лапшой, потеряв время, когда можно было поступить в институт, не научившись нормально общаться с девушками, не научившись жить, как нормальные люди… Чудом каким-то удержался на поверхности, не захлебнулся, не утонул в сладостной трясине протеста, не сгинул, как тысячи так называемых неформалов. Зажил более-менее достойно, спокойно, почувствовал в душе равновесие. И вот вдруг его потащили обратно – в глупое, бесполезное, опасное вчера.
– У нас… У нас же была великая культура! Великая! Согласись… По фигу, как её называли – андеграунд, контр, суб какой-то… Нет, это была настоящая культура. Наша! Один Сашбаш – бездна целая! Он же… А Бэгэ! А Цой, Майк. Вспомни Майка, Дэн! Помнишь его? Это же!.. Согласись… И где?.. Где всё? А?.. Где мы? – отрывисто, но захлёбываясь возбуждением, вскрикивал отдалённо похожий на Димыча грузный, рыхловатый человек. – Где мы все с нашими гитарами? С электричеством? Ведь мы же столько могли! Мы же вселенной были, и – вот… Как и не было. Теперь, х-хе, «Фабрика звёзд». Тёлки тупорылые, удоды с бородками… А вспомни наших, Дэн? Дэнвер, ёлы-палы! Вспомни. Янка… А! Её же надо каждый день крутить по всем каналам. Чтоб все всё поняли. Мутанты… По всем радио, из всех окон! Вот это ведь… – И неприятным, визгливым голосом отдалённо похоже запел: – «Собирайся, нар-род, на бессмысленный сход, на всемирный совет, как обставить нам наш бред. Бред! Бре-ед! Клинить волю свою в идиотском краю. Посидеть, помолчать да кулаком постуча-ать»… [6]
На журнальном столике – классический, но забытый Чащиным набор: уже почти пустая литруха водки, кривыми кусками порезанная варёная колбаса, сыр, банка с маринованными огурцами, бутылка «Колокольчика» для запивки… Чащин неосмотрительно много выпил в самом начале, и то ли от водки, то ли от неожиданного приезда друга детства его очень быстро сморило; он откинулся на спинку кресла и сидел, прикрыв глаза, сквозь дрёму