одернул его майор.
– Да, сэр, парень крутой. И это для нас с напарником стало неожиданностью. Ну, мы хотели его проверить и… И проверили.
Майор вздохнул, поправил высокий ворот мундира и сказал:
– Ладно, проехали. Вернемся на землю. Ты ситуацией на Старых причалах владеешь?
– Ну, более-менее, – осторожно ответил Григор.
– Там у Глиферса непонятки с ребятами из Фиш-энда. Нужно разрулить.
– А какого рода непонятки?
– Вроде бы Фиш-энд поставил Глиферсу некачественный товар. Но те клянутся, что подмена случилась где-то по дороге. Одним словом, забились опираться на «крышу», то есть на наше отделение. Поэтому арбитром поедешь ты и захвати напарника. Разберитесь досконально, нельзя, чтобы нормальные пацаны несли убытки, ну и не заносили нам того, что заносить обязаны.
– Я понял, сэр. А потом я могу взять выходной?
– Какой выходной, Григор? А работать за тебя кто будет? Кто будет ловить карманников, чоккеров, грабителей? Или безопасность жителей города тебя уже не интересует?
– Прошу прощения, сэр. Погорячился, – сказал лейтенант, поднимаясь.
– То-то же. Давай двигай, и жду вечером от тебя отчет.
– Какой?
– По Старым причалам. По работе отпишешься замначу отделения, он уже после обеда будет на службе.
14
В пыльном подвале магазина «Омега», торгующего гравитационными соленоидами и приборами расчета трафика транспортных систем, имелось лишь одно чистое место, которого не касались лапы крыс-бокоходов и окисляющих пластобетон амебных колоний, – место под дюжиной кварцевых ламп и электронных пушек рассеянного фокуса, позволявших герметичной кабине примерно семнадцать минут в сутки находиться вне полей разложения и окисления материалов.
Этого небольшого периода идеального времени хватало, чтобы оператор – уродливый комбинаторный канзас Шенон – успевал перехватывать трафик банковских учреждений половины города, несмотря на то что те использовали практически неперехватываемую систему квантовой связи.
Скопировать данные из канала квантовой связи было невозможно, но только не для Шенона. Он родился с серьезными отклонениями, и даже продвинутая имперская медицина готова была сдаться перед столь страшными мутационными изменениями. Однако кто-то подсказал экспериментальную методику, которую и решили испробовать на обреченном младенце.
Несчастный перенес множество операций, больше необходимых исследователям, чем самому пациенту. Где-то его безжалостно усекали, где-то что-то подшивали, пытались заменить родные коды на биологическую программную коррекцию.
Спустя годы, как и следовало ожидать, это привело к плачевным результатам – жизнедеятельность ослабленного детского организма уже невозможно было поддерживать, и его решили отключить от искусственных функциональных систем, дав всего несколько часов в качестве шанса на чудо.
И это чудо случилось: несчастный выжил, вырос в казенном заведении для инвалидов и приобрел возможности, о которых иные ученые люди даже