а завтра мы с ним побеседуем. И что вообще происходит? – возмущенно воскликнул Ващук. – За один день – две стычки, завтра у меня две беседы, как будто мне больше нечего делать?! Что случилось с Узинском? Неудобно же перед гостем! Я думал, мы живем в тихом и уютном городке, а оказывается…
Лейтенант внезапно замолк, увидев, что все удивленно смотрят на него. Сам он был удивлен своему внезапному красноречию не меньше других.
Глава 6
Когда, сверкая мигалками, милицейская машина остановилась у кафе, из-за пышных кустов обратно на дорогу выехала «шестерка» и со скоростью идущего человека, по-прежнему не включая фары и габаритные огни, поехала к стоянке. Автомобиль будто плыл в сгустившихся сумерках, практически невидимый и неслышный. Выехав на довольно хорошо освещенный участок дороги рядом со стоянкой, он прибавил скорость, будто хотел поскорее проскочить освещенное место.
…Наручники щелкнули на запястьях Дмитрия Редковича, сержант Ковров вывел его из кафе и посадил на заднее сиденье милицейской машины. Редкович больше не брыкался, он впал не то в апатию, не то в какую-то странную задумчивость, и сейчас сидел, уронив голову на грудь и глядя на стальные браслеты на своих руках.
– Как я понимаю, ты не собираешься делать заявление на Редковича? – сказал лейтенант, обращаясь к Алексеенко.
– Нет, – после некоторой заминки ответил тот.
– Твое дело, но эту ночку он посидит в участке, а завтра мы вызовем из Процевска психиатра…
– Вот это правильно! – согласился Алексеенко. – Диме надо заняться своими нервами.
– Тогда я поехал. – Лейтенант направился к выходу. – Увидимся завтра, Андрей.
Он вышел из кафе и случайно увидел вдалеке силуэт удаляющейся машины с выключенными габаритными огнями. Мысли его были заняты совсем другим, и он отметил лишь, что не следует ездить в темноту без огней. Сев на заднее сиденье рядом с Редковичем, Ващук сказал сержанту:
– Давай в участок. И выключи ты мигалку, ничего такого не случилось!
– Не скажите, лейтенант, – пробасил Ковров. Его низкий, словно гудок теплохода, бас был предметом улыбок и добрых шуток всего городка. К тому же он имел привычку говорить немного громче, чем нужно, и поэтому нередко появление сержанта ознаменовывал его далеко слышный голос: – Там, на перевернутом стуле я видел кровь…
– А бутылку от кетчупа ты не видел?
– Бутылку? – Сержант почесал затылок и, поняв, что опростоволосился, оправдался: – Она, наверное, лежала за стулом. Но драка-то была! Откуда у Алексеенко такая шишка?
– А вот это ты спроси у Димы.
Редкович тяжело вздохнул и поднял голову:
– Я не знаю, что на меня нашло, лейтенант, – еле слышно произнес он. – День был плохой, точно. Но ведь бывали и хуже!
Он замолчал и снова ушел куда-то в себя.
Милицейская машина проехала мимо поворота в темный, лежащий позади домов переулок, и никто в ней не заметил «шестерки», притаившейся в темноте.
«Шестерка»