дня. Но к этому уже привыкли, к чистоплюям вроде Евы относятся сносно. «Не хочешь „продаваться“, не надо. Другие найдутся». Встречаются иностранцы. Они улыбчивые после русской водки, деньги на закуску выдают щедро.
Ее узнали, но, быть может, и не заметили бы, если бы не яркий, как пасхальное яйцо, Гриша. Посадили на табурет, принесли вина и сыра. Пахло сырой штукатуркой от постоянных дождей, дымом, рыбой, скипидаром, керосином и еще Бог знает чем. Мешанина запахов, лиц, голосов, цветовых пятен. Таня Смехова, полная, похожая на купчиху, родила в прошлом году девочку, отдала на воспитание родителям и вернулась в Подвал. Солидная, красивая, дорогая, как матрешка на Арбате. Говорят, занялась янтарем. Молится на Гришу, который поставляет ей покупателей.
Уже где-то через час Ева поняла, что напрасно согласилась прийти сюда. Когда очень громко пел какой-то бард – о России, о России и еще раз о России, – она незаметно выбралась на свежий воздух. Было уже темно. Она добрела до метро, проехала несколько станций, вышла из вагона, и ей почудилось, что впереди нее на эскалаторе… Бернар. Бежать не было сил, она смотрела, как он поднимается все выше и выше, и ей казалось, что она не догонит его никогда. Но когда поднялись и пошли к выходу, «Бернар» повернулся к ней и подмигнул. Это был не он.
Приближаясь к своему дому, она в траве, между деревьями, разглядела лестницу и погнала прочь мысли о Бернаре.
Возле подъезда Ева увидела Вадима.
– Ты давно ждешь? – спросила она так, словно они не виделись самое большее один день.
– Да нет, недавно. – Они поднялись, и возле двери Вадим обнял ее. Они простояли долго. Молчали.
– Пойдем, я напою тебя чаем. – Она открыла дверь и впустила его в квартиру.
В прихожей она оперлась на его руку и поняла, почувствовала, что этого доверительного жеста он ждал целую неделю. Он подхватил ее, уставшую, легкую, принес в спальню и, не зажигая света, стал раздевать.
– Нашла куда пойти, – мягко говорил он словно сам с собой, снимая с нее свитер и расшнуровывая ботинки. – В Подвал… Маленькая, что ли?
– А ты откуда знаешь?
– А я все знаю. Французы ей звонят какие-то…
Ева замерла и схватила его руки.
– Кто? Кто звонил? Откуда ты знаешь?
Он зажег свет, сел на постели и сорвал с шеи шарф.
– Я к тебе пришел, у меня же ключ есть. А тут телефон разрывается. Вот я и взял трубку. Его зовут Барнар. Бернар Жуве.
– Он что, здесь, в Москве? – Она схватила Вадима за плечи. – Ну же! Говори!
– Он звонил из Парижа. Сказал, что позвонит через три часа. В час ночи. Это что, твой новый покупатель?
Ева ничего не ответила. Откуда он узнал телефон? Фибих? Надо будет купить ему хорошего вина.
Она закрыла глаза. В постели, в объятиях Вадима, она на время забылась. И, даже когда зазвонил телефон, она не открыла глаз, а лишь теснее прижалась к горячему плечу Вадима и погрузилась в блаженную дрему. Какое ей дело до француза, который так далеко