ла в виду другое…
– Дорогая, я тебе уже говорил… Родители – это святое, но с чего, вдруг, такая поспешность? Мы же вроде планировали визит под Новый год?
– Могла я просто захотеть? Мой каприз, в конце концов. И да, ты жуткий домосед, ты в курсе?
– Да. И я этим горжусь. Я так набегался по миру, что заслужил возможность посидеть дома и заняться, в конце концов, наукой…
– Дома? Да ты буквально весь дом завалил своими книгами, рукописями, черепками и старыми железками. Мне уже начинает казаться, что я живу не в библиотеке, не то в музее…
– Между прочим, старые канистры и мотоцикл в чулане – не мои…
– Ну, Танкред, не начинай опять…
– Ладно, ладно, Эрика. Такси, похоже, уже здесь.
Я выглянул в окно. Сквозь покрытое каплями стекло едва проступали контуры чугунных фонаре й рядом с галантерейным заведением пана Старека. Прямо под вывеской на мокрых булыжниках притулился угловатый старенький «Хорьх» с характерными шашечками на дверце.
– Передавай мои наилучшие пожелания родителям.
– Обязательно, дорогой.
– Будь осторожна в дороге, и не забывай носить шляпку на солнце, в Калифорнии очень яркое солнце…
– Я уже большая.
– В газетах писали про необычно крупные айсберги в этом году… как пересечёшь Атлантику – телеграфируй.
– Обязательно.
– И не забудь передать мой привет Говарду, если встретишь…
– И его вечным осьминогам? Тоже обязательно, но не знаю, удастся ли мне его разыскать, на восточном побережье я буду только проездом. Впрочем, ему и Бобу ты всегда можешь написать сам… У последнего, к слову говоря, на днях вышел новый роман. Отличный повод для вас немного пообщаться.
– Я слышал про роман, Боб настырный, как и все техасцы… К тому же публика такое любит. Сильные мужчины, красивые женщины, много действия… а ещё бумажная обложка и низкие цены.
– Вот только не надо ехидничать. Ты сам говорил, что он далеко пойдёт.
– Я и не спорю. Но это развлекательное чтиво.
– И что в этом плохого?
– Решительно ничего, но…
– Вот-вот. И я уверена, что за их книгами – будущее…
– Ты преувеличиваешь…
Нас прервал звонок в дверь. На пороге возник насквозь мокрый и крайне раздражённый таксист в кожаной куртке и гранёной фуражке.
– Машину заказывали?
– И не забывай писать, дорогая, родной дом – это родной дом, но надеюсь, что ты не задержишься там до следующего учебного года.
– Я постараюсь…
– Звучит как-то подозрительно грустно.
– Почему… и ничуть не грустно… просто я…
– Что?
– Ничего. Забудь… И не вздумай в моё отсутствие заглядываться на хорошеньких студенток, Танкред.
– Обещаю.
Глава первая
Я сбежал по каменным ступеням, и водрузил стопку книг на деревянный столик рядом с большой лампой. В её полированном зелёном абажуре на мгновение отразились мои всклокоченная голова и слегка помятый галстук-бабочка над воротником джемпера. Библиотекарь бросил на меня взгляд через конторку, вздохнул, извлёк откуда-то из недр вязаных жилетов и суконных тужурок неожиданно огромные карманные часы на толстой латунной цепочке, внимательно изучил их и укоризненно покачал седой головой.
Я примирительно улыбнулся и пожал плечами. Библиотекарь снова вздохнул, поставил росчерк в талоне и начал перекладывать книги вниз. Я в ожидании смотрел по сторонам. Уже стемнело, и библиотечный холл погрузился в глубокий сумрак, едва сдерживаемый мерцанием одинокой лампы. Возле неё, на отполированной бесчисленными читательскими рукавами столешнице, лежала пачка формуляров. От нечего делать я пробежался взглядом по заголовкам карточек. Многие имена я знал. Университетская библиотека располагала вполне устоявшейся клиентурой. Вот старый председатель кафедры восточной философии, вот Вернер – молодой, но многообещающий профессор физического факультета, недавно перебравшийся к нам из Дании, вот… странно. Альфред Геллинг. О нём я слышал, но не знал, чтобы он бывал в наших краях. Надо будет как-нибудь спросить…
Библиотекарь закончил перекладывать книги и вернул мне мой читательский билет.
– Я ещё зайду завтра… – предупредил я, – нужно готовиться к лекциям.
– Те же самые? – спросил библиотекарь, делая какие-то пометки в формулярах.
– Да. И ещё «Лингвистический ежегодник» пятый выпуск, пожалуйста…
Он обречённо кивнул. Я снял с вешалки плащ и шляпу и вышел на улицу. Там шёл дождь. Он не кончался уже неделю, с самого отъезда Эрики. Бесчисленные лужи блестели и на новомодном асфальте, и на старой доброй брусчатке. В них разноцветными созвездиями дробилось и отражалось электрическое сияние витрин и фонарей. Я поднял воротник, надвинул