нее. Идти было тяжело: он валился с ног, все плыло перед глазами. Майя крепко держала его за руку. Он коснулся своих висков, задышал ртом.
– У тебя все нормально? – спросила она озабоченно.
– Да, – ответил Ниргал и попытался кивнуть.
Теперь они ехали по комплексу новых простеньких зданий. Неокрашенное дерево, бетон, голая грязь, покрытая теперь раздавленными лепестками цветов. И повсюду – люди, почти все в карнавальных костюмах. В глазах – ощущение палящего солнца, оно никак не проходило. Его повели к деревянному помосту, под которым ликовала толпа.
Миловидная темноволосая женщина в зеленом сари, перевязанном белым кушаком, представила четверку марсиан всем собравшимся. Лежащие за ними холмы согнулись, будто зеленые огоньки под сильным западным ветром; теперь стало прохладнее, чем прежде, ослабли запахи. Майя встала перед микрофонами и камерами, и всех этих лет как не бывало – она говорила четкими, отделенными друг от друга предложениями, которые встречали живой отклик слушателей, словно звучали вопрос-ответ, вопрос-ответ. Знаменитость, за которой следил весь мир, довольная своей харизмой, она выдавала им то, что показалось Ниргалу похожим на ее речь в Берроузе в переломный момент революции, когда она сплотила и увлекла толпу в парке Принцесс. Или на что-то в этом роде.
Мишель и Сакс отказались говорить и подманили Ниргала, чтобы тот вышел навстречу толпе и зеленым холмам, тянущимся вверх к самому солнцу. Какое-то время он стоял и не слышал собственных мыслей. Белый шум радостных возгласов, плотные звуки в еще более плотном воздухе.
– Марс – это зеркало, – произнес он в микрофон, – в котором Земля видит собственную суть. Переезд на Марс стал очищающим путешествием, сорвавшим прочь все, кроме самого необходимого. То, что прибыло туда, было насквозь земным. А то, что происходило потом, служило выражением земных мыслей и земных генов. А значит, мы можем принести больше пользы родной планете не какой-то материальной помощью в виде редких металлов или новых разновидностей генов, но тем, что поможем увидеть самих себя. Заметить весь невообразимый масштаб. Так мы внесем свой небольшой вклад в создание великой цивилизации, готовящейся вот-вот вступить в права. Мы – примитивные представители неизвестной цивилизации.
Громкие овации.
– Вот как мы видим это на Марсе – как длительный процесс эволюции, сквозь века – к справедливости и миру. Люди будут учиться и придут к пониманию того, что зависят друг от друга и от своей планеты. На Марсе мы поняли, что лучший способ выразить эту взаимозависимость – жить, чтобы отдавать, следуя культу сострадания. Каждый человек свободен и равен в глазах других, каждый трудится на благо всех. И этот труд делает нас еще более свободными. Не нужно признавать никакой иерархии, кроме одной: чем больше мы отдаем, тем величественнее становимся. И сейчас во время большого наводнения, побуждаемые большим наводнением, мы видим расцвет этого культа сострадания, проявляющийся на обеих наших планетах одновременно.
Он сидел в