даже не перешивали… И желтенькое! Желтый мне идет…
Платье было хоть и старомодное, но такое красивое, что сердце Оленьки мягко подпрыгнуло в груди.
– А для меня ничего нет? – спросила она, стараясь говорить как можно небрежнее.
– Можешь сама посмотреть, – отозвалась Лиза. – Что-то я устала рыться в этих сундуках. – И она опять чихнула.
Лиза удалилась, унося с собой наряд для роли Агафьи Тихоновны и шаль для свахи. Оленька залезла в сундук, но в нем уже ничего не оставалось, кроме старого корсета и того, что сначала показалось девушке почти невесомой тряпочкой, сильно пожелтевшей от времени. Приглядевшись, Оленька поняла, что держит в руках свадебную фату.
Глава 6
Предчувствия
– Лиза! Лиза, это я, Оля!
От волнения не рассчитав сил, она стукнула костяшками пальцев по двери так сильно, что они заныли.
– Лиза! Ай-й…
– Ну что ты кричишь, – отозвалась Лиза из-за двери. – Входи.
Держа в левой руке фату, а правой тряся в воздухе, чтобы утихомирить боль, Оленька влетела в спальню сестры.
– На тебе лица нет, – сказала Лиза. – Что случилось?
– Я нашла фату. – Оленька перевела дыхание. – Она лежала внизу, на самом дне. Платье… понимаешь, платье, которое ты забрала, – оно подвенечное.
Лиза молчала.
– Оно не желтое, – поторопилась объяснить Оленька. – Оно белое, пожелтевшее от времени. Подвенечное платье! – Она готова была расплакаться, видя непонимающее выражение на лице Лизы. – Помнишь, что было во сне?
– А-а, – протянула Лиза. – Мертвая женщина в подвенечном платье. Да, помню.
Оленька перевела дыхание.
– Лиза… Лиза, тебе лучше его не надевать. Я не суеверная, но… Понимаешь… Все-таки…
Ей не хватало слов, чтобы выразить, как она беспокоится за старшую сестру. Оленька запнулась.
– Ай-ай-ай, – сказала Лиза, укоризненно качая головой. – Как нехорошо. Как мелко!
– Мелко? – Оленька вытаращила глаза. – Лиза, ты о чем?
– Ты хочешь отобрать у меня платье, потому что знаешь, какой оно произведет эффект, – объяснила Лиза, глядя на нее с иронией. – Поэтому ты ссылаешься на сон, которого не было.
– Лиза!
– Врунишка, – сказала Лиза обидным тоном, тем самым невыносимым тоном, который старшие сестры словно нарочно припасают для младших и провинившихся. – Оля, я же вижу насквозь твои хитрости. Это даже не смешно!
У Оленьки задрожали губы. Она подошла к двери и остановилась.
– У меня и в мыслях не было просить платье для себя, – выдохнула она. – Я просто не хотела, чтобы ты его надевала. Только и всего.
Она вышла быстрым шагом, боясь расплакаться, и возле лестницы едва не столкнулась с матерью.
– Ты чуть не сбила меня с ног, – сказала Наталья Андреевна недовольно. – В твоем возрасте… – Но тут она заметила выражение лица дочери и оборвала нотацию на полуслове. – Что случилось, мой ангел? И что это за тряпка у тебя в руках?
– Бабушкина фата, –