звуки, словно кто-то учился играть на скрипке, пианино и трубе одновременно. А потом в уши, в мозг, в тело хлынула цепенящая, таинственная, завораживающая и будоражащая одновременно неземная музыка. Она заполнила комиссара до краев, хлынула наружу – через глаза, слезами, затопила пространство и время, стерла границы между завтра и вчера. В ней звучали небывалая мука и сумасшедшая радость, смешиваемые в хрустальный водопад звуков. Железовский почувствовал, что погружается в музыкальную пучину все глубже и глубже, растворяясь в этом томяще-сладком хаосе, не желая сопротивляться, думать и чувствовать что-то еще…
Выключение передачи он воспринял как холодный душ.
– Ну как? – донесся голос Савича.
– Дьявольщина! – только и смог выговорить ошеломленный Железовский.
– Поэт сказал бы иначе. Вот послушайте:
В песне Мерлина – Судьбы
Потрясенное звучанье;
Клич воинственной трубы;
Тяжкий стон и задыханье
Рек, зажатых подо льдом;
Голос площадей ревущих;
Стук сердец и пушек гром;
Поступь воинов идущих;
И пустынника в глуши
Вопль о крепости души[15].
– Похоже, он когда-то слышал нечто подобное, точнее и образнее сказать невозможно. Спасибо, вы заставили меня познакомиться с собственным «я». Но к делу. Чем еще, кроме орбитальных нарушений, грозит нам проникновение Конструктора в Систему?
– Не знаю, – помолчав, ответил ксенолог. – Вариантами прогнозов занимаются эфаналитики. Сам Конструктор – система с очень высокой степенью утилизации отходов, почти как «черная дыра», его «след», в отличие от следа БВ, чист – ни радиации, ни каких-то шлаков, ни «мусора» он не оставляет…
– А монополи, кварковые «мешки», различные К-эффекты – не мусор, по-вашему?
Савич не нашелся что ответить.
– Конец диалогу. – Железовский покосился на соседа, который слышал разговор.
– Хотел бы я знать, – сказал Эрберг, – что ему надо у Солнца? Если человеком движет желание постичь смысл чудес и явления, то что движет Конструктором? Ведь эта музыка… сродни самой природе, стихии, Вселенной! Никогда в жизни не слышал ничего подобного, даже близко! Лед и пламя! Нет, не так: стон и смех… Впрочем, описать невозможно. Но ведь если на нас так действует его музыка, значит, что-то мы можем понять? Шанс взаимопонимания все-таки существует?
Железовский молчал, вслушиваясь в привычные шумы населенного космоса, отсеивая будничные переговоры пограничников и ученых. Громада Конструктора проплывала мимо торжественно и бесшумно, вспыхивая неяркими переливами свечения и гроздьями искр, будто на его тлеющей поверхности горели колоссальной протяженности леса…
– Пост-семь, – раздался голос командира одной из застав наблюдателей. – Появились роиды. Даю картинку.
Изображение в обзорном виоме не изменилось, но и Железовский, и Эрберг получили одинаковую пси-передачу: перед их глазами, чуть слева, появилась световая