Вдобавок ко всему капитан ушиб ногу, заработав воспаление надкостницы. А этот недуг уже требовал внимания медицины. Чертыхаясь, проклиная на чем свет стоит скользкую чеченскую грязь, Верещагин оставил свою «пожарную команду» на молоденького старлея и отправился в медсанбат. Там ласковые руки медсестры-контрактницы и волшебные притирки хирурга, любившего замахнуть по вечерам стопарь неразбавленного спирта, сделали свое дело. Воспаление прошло, а растянутые связки напоминали о себе лишь тупой болью.
В комендатуре капитана уже заждались. Комендант, седой подполковник с зеленым от усталости и недосыпания лицом, сидел за столом. Он поприветствовал вошедшего, отхлебнул из стакана крепкий чай и произнес скрипучим голосом:
– Тут вот какая бодяга, Верещагин. Надо колонну сопроводить.
– Куда? – сев с противоположной стороны стола, спросил десантник.
– На базу наших соседей, – расстилая перед собой карту, ответил комендант.
Посмотрев, куда указывает палец полковника, Верещагин присвистнул:
– Чего это они окружными путями катаются? Здесь ведь не Садовое кольцо. Здесь бандос на бандосе и горы кругом. И потом, если груз соседям предназначается, то почему же они его не встречают?
Возмущение десантника было оправданно. Колонна действительно шла каким-то странным маршрутом. Вместо того чтобы прибыть прямиком на базу мотострелкового полка, квартировавшегося в соседнем равнинном районе, колонна делала крюк, словно стремясь на экскурсию по самым опасным местам.
Комендант почесал седую голову:
– Да, бардака у нас много. Я иногда сам не понимаю. Там, наверху, они головой или жопой думают. Или им карты Лермонтов рисовал.
Верещагин уважал коменданта. Старый служака тянул военную лямку честно. Но новая должность полковнику была не по нутру. Он привык командовать, командовать солдатами, а не пастухами, торговцами и земледельцами. Но это было еще полбеды. По ночам эти пастухи и земледельцы доставали из схронов оружие и долбили по блокпостам и казармам. Жизнь среди оборотней может испортить самый закаленный характер. Такое случилось и с комендантом. Он стал чаще, чем надо, прикладываться к стакану, а его юмор становился все более загадочным.
Недоуменно пожав плечами, Верещагин спросил:
– При чем здесь Лермонтов?
– Служил он на Кавказе. Тут нашего великого поэта и завалили, – с непонятным ожесточением в голосе ответил комендант.
Достав из накладного кармана куртки изрядно помятую пачку сигарет, Верещагин достал одну, закурил и, со смаком затянувшись, выпустил клуб дыма, пряча в сизом облаке улыбку:
– Так ведь свои же убили. Михаил Юрьевич на дуэли погиб. И карты он отродясь не рисовал. Все больше поэмы пописывал. Да и потом, убили его в Пятигорске, далече от этих мест. А сюда во времена Михаила Юрьевича русские носа не показывали. Тут имам Шамиль правил.
Короткая лекция по истории и русской литературе подействовала