возвышения окружались лесами и в них упирались деревья, – это, конечно, применимо, когда строится маленькое судно. Корабль стоит на земле, от воды далеко.
– Мы выслушали вас, Эгава-сама, – сказал Путятин. – Надо этот корабль разобрать. Потом вблизи воды построить такой же стапель, как у нас, и на нем собрать корабль снова. Иного выхода нет. Лейтенант Пещуров проводит вас к Колокольцову. Он вам все объяснит. Скажите ему все откровенно, как вычислялись центры, какие размеры, заданная осадка. К Колокольцову, господа! Что еще?
– Больше ничего. Спасибо.
– Кто строил корабль? – спросил Гошкевич.
Ему поклонились, но не ответили.
– Почему же вчера не сказали об этом?
– Нам надо спешить на родину, – сказал капитан. – Не можем вами заниматься. Некогда. Не вы все будете решать и не ваши князья. Только мы. По согласованию с правительством бакуфу… Так приказал Путятин-сама! С богом, господа, ступайте к Колокольцову!
Уэкава и Эгава с чиновниками и Пещуровым отправились к длинному деревянному дому местного самурая Ябадоо, в левом крыле которого располагалась «Временная канцелярия бакуфу на стройке западного корабля».
Колокольцов пил утренний чай у Ябадоо в правом крыле этого же старого дома под соломой. Пещуров зашел к нему на минуту. Кокоро-сан велел слуге-японцу передать чиновникам, что надо обождать. Оба японца терпеливо ждали.
Деничиро заметил, что Эгава внимательно следит через окно сквозь раздвинутую раму с бумагой в решетнике за чем-то происходящим во дворе. Высший чиновник заглянул туда же. Во дворе цвело много весенних цветов. За их грядой под навесом из почерневшей соломы, на старой веранде, где раздвинуты черные от дождей наружные рамы из еловых досок, а задние – в цветной бумаге – убраны совсем, у внутреннего входа в ту часть дома, где жила семья хозяина, стоял Кокоро-сан. Старик Ябадоо, заглядывая ему в лицо, подобострастно и ласково что-то говорил, как бы стараясь удержать хотя бы ненадолго, с нежностью гладил рукав его голубого американского мундира, выше золотых пуговиц у руки, но ниже красивых нашивок на плече. Старик выказывал Кокоро-сан ласку, как сыну. Или зятю…
Деничиро встал, путаясь в халате и поеживаясь, как бы показывая, что зябнет, вежливо притворил окно в непрозрачной бумаге, чтобы не дуло. Доносов в таких случаях и он не любил. Нехорошее дело, если напишут. Он как бы отдал соответствующее указание дайкану.
Пришел Колокольцов. Ему все объяснили. Александр уже знал все от Пещурова.
– Снять обшивку со шпангоутов[12]. Разъединить люферсы[13], бимсы[14].
Эгава совсем померк. Да строилось-то не так! Не было ни бимсов, ни люферсов! Ни футоков…[15]
Ябадоо тут же. Он такой тихий тощий старичок. Очень почтительно молчит.
…А в салоне толковали про князя.
– Эгава рекомендует его как очень порядочного и благородного красавца рыцаря, – говорил Посьет.
– Что же еще нашему Эгава остается! – отозвался Лесовский.
Оказалось, что