в духе модерна, с равномерным мягким освещением, с многочисленными диванами, креслами и встроенными шкафами.
Вошёл мужчина средних лет, подтянутый, выше среднего роста, аккуратно стриженый брюнет, с острыми чертами лица, прищуренным тёмным взглядом, в расстёгнутом пиджаке, без галстука. До сих пор она видела его только по телевизору и на снимках печатной прессы.
– На вас готовят атаку, бескомпромиссную, на поражение, – как приговор произнесла Рита, когда Лаврецкий занял место напротив, у журнального стола.
– Пока только вы меня атакуете, – снисходительно ответил собеседник своим мягким голосом.
Её красота, категоричный тон и строгий вид, из-за делового брючного костюма льняного цвета, держали Лаврецкого на дистанции, он избегал вульгарно жадного взгляда.
– Моё дело предупредить. У власти нет желания расправляться с вами, или ещё с кем бы то ни было. Но ваша тайная оппозиционность её раздражает, – высказалась Рита самоуверенно, но с привкусом благосклонности, надеясь на компромисс.
– Понимаю… Я не первый, кто попадает в опалу. Я всегда к этому готовился. Но экономическая элита не может стоять в стороне от политической жизни. Это бессмыслица. Времена государственной монополии на все сферы жизни прошли. Кроме извечной русской гордыни оттого, что получаешь безраздельную власть, или думаешь, что получаешь, ничего в действиях политбомонда, нет.
Ответ показался Рите грубым и не разумным.
– Вы что, всерьёз? Хотя, может быть вы и правы. Но она, власть, настроена жёстко, и никакие очередные скандалы, потрясающие весь оставшийся мир её не пугают. Ведь прошлые скандалы она выдержала, и от них только окрепла. А что касается гордыни, то в Кремле аналогичным образом думают и про вас. Только они то думают от имени державы, страх перед распадом которой, сильнее, чем перед отсутствием демократии.
– Да, да, расхожая мысль, – ядовито парировал Лаврецкий.
– А нахрапистые попытки либерального прогресса обернулись в ущерб самому прогрессу. Не думайте, что власть позволит кому-то играть самостоятельную роль.
– Я на это и не надеюсь, но идеалы либерализма очень живучи. Не грех их отстаивать, – заметил собеседник сдержанно и твёрдо.
Рита смерила его сожалеющим взглядом, но промолчала, не собираясь так сразу уйти.
– Наша беседа приняла слишком жёсткий тон, – вдруг благожелательно прервал паузу Лаврецкий. – Не мешало бы чем-нибудь её смягчить. Воды, соку, кофе, чаю. Может быть, вина?
– В другой раз, – холодно отказалась Рита. – У вас ведь есть серьезные недруги, которые не прочь выгнать вас из страны, а то и похуже. Не мне вам объяснять, как это делается. Стоит только пустить кровь, и на её запах приплывут акулы. И не потому, что именно вас недолюбливают в Кремле. А просто потому, что у него нет других исполнителей.
– А вы беспощадная женщина. Ваши метафоры и аллегории меня поражают. Хотя, это тоже старая сказка – про хорошего царя и плохих