континент, чтобы сплести собственный узор на полотне его истории.
В придачу ко всему прочему ей достался перстень с кристалликом, заряженным от ставшего частью архаичных легенд артефакта магической энергией, которая останавливала возраст носителя на месте. В прошлой жизни у нее имелся подобный предмет, и Элливиана за счет него еще тогда прожила множество бурных лет в образе, неизменно хранившем ее красоту и здоровье. Теперь же, когда подобную вещицу уже почти невозможно было достать, девушке посчастливилось беспрепятственно завладеть ею. Сейчас у нее было все: красота и молодость, многолетний опыт из чужой и собственной памяти плюс магические способности, отличная маскировка и готовая стратегическая цепочка возможных действий. Оставалось не медлить.
Элливиана шла вслед за Роном, мерно ступающим по внушавшим доверие кочкам и островкам. Зверь был внимателен. Он пристально вглядывался в сумерки, все плотнее обволакивающие ареал подсвеченный факелом, постоянно прислушивался к окружающим звукам, принюхивался, ища признаки враждебных намерений. Но никаких агрессивно настроенных объектов поблизости не обнаруживалось. Все было подозрительно спокойно и безмятежно, хотя согласно окрестным слухам, которых они почерпнули в последних попавшихся на пути тавернах, на этих болотах можно было запросто стать добычей гигантских змей, рогатых жаб, хищных растений и прочей нечисти, среди которой вполне могли попасться невиданные ни кем ранее порождения заболоченной лесной глуши.
К рассвету они без происшествий добрались до густых зарослей багульника, растянувшихся на пару десятков ярдов вширь. По бокам от простилавшегося вдаль широкого коридора из кустарника с сомнительной репутацией распластались опасные трясины, из которых доносилось нескончаемое издевательское жабье кваканье. На приличном расстоянии друг от друга над багульником высились небольшие сосенки, расставленные неравномерно, будто нетрезвым художником этой мрачной замутненной легким туманом картины. Где-то далеко на краю этого ощетинившегося лабиринта численность сосен увеличивалась, и горизонтом становился рослый сосновый бор.
– Дальше идти буде сложнее, – обратилась девушка к зверю. – Тот, кто описывал мне этот маршрут, предупреждал, что на этом участке многие потеряли себя.
Рон прорычал нечто неразборчивое, но она поняла, что его такое предостережение впечатлить не могло.
– По словам того человека, – продолжала Элливиана, – здесь помимо вредных паров багульника иной раз появляются какие-то органические споры, затуманивающие голову пагубными кошмарами.
Воспоминание о скупом на подробности рассказе Контроса про эти топи приносилось невнятным эхом из глубин сознания, связанных с первой жизнью.
На сей раз ей показалось, что зверь глухо усмехнулся. Что могло явиться кошмаром для ее питомца? Он сам отчасти являлся воплощением