страданий уже ничего не помогает. Моя смерть – дело времени (как и любая, впрочем). Я положил горстку сильнейших обезболивающих в стакан и залил своим любимым мультифруктовым соком. Всё готово к отбытию.
Вертолёт колошматится на идиллической полянке. Безусый нажимает на курок. Я залпом выпиваю отраву.
Нет. Я малонадёжный Иван-дурак, залезший в мусорный бак. И упавший там в обморок.
Первое, что он почувствовал, когда очнулся, – неприятное ощущение в руках: они казались ему настолько грязными, что любое соприкосновение ладоней с какой-либо поверхностью отдавалось в теле брезгливой дрожью. Мышцы неприятно ныли.
Он осмотрелся, не вставая. Он лежал на сером линолеуме в каком-то сарае, среди граблей и лопат, через окно над дверью мягко светило солнце.
Со скрипом открылась дверь. За ней стоял грузный мужчина лет пятидесяти в бежевом рабочем комбинезоне, при виде Ивана взволнованно охнувший. Он подошёл и склонился над Иваном:
– А, так ты живой! Э, братишка, ты как?
Иван присмотрелся к его лицу и обнаружил, что над ним склонился очень известный человек – государственный чиновник, периодически упоминавшийся в качестве третьего или даже второго лица страны.
– Эй, ты в порядке?
Мужчина резко наклонился к Ивану, взял его за ворот и пару раз хлопнул его по щекам. Иван забормотал что-то о том, что с ним всё нормально.
– Идти-то можешь?
Человек помог Ивану встать и вывел его на улицу. Слегка кружилась голова, но в целом было сносно, благо и погода была неплохая. Они находились в глухом дворе жилого дома, земля была покрыта аккуратным однотонным газоном. Невдалеке виднелся памятник какой-то женщине. Чиновник усадил Ивана на какую-то скамейку и, сказав что-то, к чему Иван не прислушался, ушёл.
Что всё это значит? Внешность человека говорила о том, что он – дворник или рабочий. Иван прокрутил в голове все те видения, что проносились в его голове после того, как он вырубился там, в мусорном баке, но всё происходящее совсем не напоминало галлюцинацию или сон. Он ощупал сначала скамейку, потом собственные ноги – нет, всё было гораздо реальнее, чем во время всей этой мути.
Предположение о собственной смерти было страшно неуютным, Иван решительно его отметал. Слишком уж чётко он ощущал некоторые части своего тела – те же руки с их необъяснимой грязнотой и немного ноющий зуб.
С другой стороны, не это ли соответствует примитивным представлениям Ивана о рае – чтобы здесь дворниками служили самые мерзкие из известных ему людей? Нет. Должно быть, загробный мир устроен хитрее. Или это только начало?
Было чудовищно лениво подниматься и идти осматривать памятник, так что он удостоверился издалека – это была женщина с забранными ниже затылка кудрявыми волосами, засунувшая руку под пальто, будто что-то оттуда достающая.
Вернулся дворник – нет, кажется, он всё-таки просто похож на ту большую шишку, – стоит, смотрит. Ивана