меня жена, видимо, вдохновленная тем, что сменив длинную юбку на шорты, получила на улице массу комплиментов.
Я сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и стал смотреть в окно. Мимо на машинах проносились американцы с их неведомой мне жизнью – в которой, наверное, было много светлого, доброго, прекрасного и правильного. Проходили такие же эмигранты, как и я. Я записал: «Вот прошел Слава. Ему нужна работа. Прошел Борис. Ему тоже нужна работа. А вот прошла Лиза. Ей нужны работа и муж, потому что она – мать одиночка.»
Я перечитал написанное. Про Славу и Бориса вроде бы хорошо получилось. Светло и чисто. Не подкопаешься. А вот про Лизу не очень. В словах «нужны… муж» ощущается прежняя тяга автора к сексу. Я решительно зачеркнул про мужа и стал дальше смотреть в окно.
«А вот хромает Давид, – записал я. – У него не было работы десять месяцев. Потом ему нашли работу на стройке. Довольный, он радостно носился по этажам строящегося небоскреба, таща на себе строительный мусор. Потом ему на ногу упала бочка с цементом и он перестал носиться.
«Бочка с цементом – слишкои грубо, – подумал я. – Пусть ему на ногу… сядет бабочка. Обычная белая бабочка. И Давид станет вспоминать, как… он гнал тяжелый грузовик по бетонке. За окнами мелькали деревья. Сплошь березы. Вдруг впереди на шоссе опустилась белая бабочка. Давид отчаянно надавил на педаль тормоза. Визжа, машина завертелась волчком, перевернулась, перекувырнылась в воздухе и упала в сантиметре от бабочки. Из горящей кабины выполз Давид. Он осторожно, чтобы не повредить крылышки, взял бабочку своими заскорузлыми шоферскими пальцами и, прихрамывая на ушибленную ногу, понес ее в ромашковое поле. Там со словами: «Живи, кроха!» он бережно опустил ее на цветок… Опять заноет, запульсирует прежней болью нога Давида, придавленная тяжелым грузом воспоминаний.»
Так-то лучше. Правда, настоящий Давид был в России директором магазина ковровых изделий и, скорее всего, умервщлял бабочек нафталином, считатя их всех молью. Но нафталин – это грубо и неэстетично.
Мимо окна снова прошла Лиза. Я быстро записал: «Снова прошла Лиза. Все-таки фигурка у нее…»
«Опять ты за старое!» – прикрикнул я на себя и выбежал на улицу.
– Слушай, Лиза, – сказал я. – Не могла бы ты гулять где-то в другом месте?
– А твоя жена дома? – с надеждой спросила Лиза.
– Дома, дома, – ответил я.
– Ну тогда здесь действительно гулять нечего, разочарованно сказала Лиза и ушла.
Я вернулся в дом и снова стал смотреть в окно. Прошли Сережа с Милой. На днях оба потеряли работу. Преисполненные самых светлых чувств, они отчаяно ругались. Я решил расцветить сухие факты описанием природы и записал: «Посреди буйно зеленеющих кустов жасмина Сережа привлек Милу к себе и поцеловал.» Подумав, добавил: «… в лоб». Подумав еще на всякий случай зачеркнул «к себе» и «поцеловал». Но получалась ерунда. Совершенно непонятно, как и за что привлек Сережа Милу, да еще в лоб.
«Э нет. Мужчине и женщине находиться вместе в твоих предложениях не рекомендуется», –