когда адвокат рассыпался в извинениях. А она-то надеялась… Толстушка молча сделала книксен и развернулась, чтобы уйти. Но перед тем как закрыть дверь, она одарила меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Это зависть? Нашла кому завидовать – без пяти минут каторжанке… А почему она не поинтересовалась, что с мамашей? Понятно, что ничего страшного – открывшую глаза даму уже подняли с пола и уложили на диван, – но все-таки…
По распоряжению доктора Даша принесла очнувшейся маман полстакана кагора. Марья Петровна осталась с кагором на диване. Бородатый уселся за стол вместо нее, адвокат с румянцем от носа до ушей притащил из столовой стул и устроился рядом со мной, стараясь не смотреть на мои босые ноги, разбросанные туфли и то, что слегка виднелось под блузкой. Какой, однако, впечатлительный мужчина!
– Ну-с, – сказал седой, поглаживая бороду двумя руками, – а меня-то вы, Анна Федоровна, узнаете? Как я вас, маленькую, ландринками угощал, когда вы в инфлюэнце лежали? У нас-то с вами старая дружба, а? Я Соловьев, Алексей Эдуардович, ваш доктор, и маменьку вашу пользую, и сестрицу. И батюшка ваш на моих руках скончался… Неужели забыли-с?
– Я вас не знаю, я вас увидела сегодня впервые, – это было правдой, но никто не верил.
– А скажите, Анна Федоровна, фамилия ваша как? Помните?
Спросил бы что попроще… Откуда же я знаю? Я так и сказала:
– Фамилию Анны Федоровны я не знаю.
Маман опять заахала:
– Анна, это невозможно – забыть, что ты Назарьева! Древний род!
Но доктор, кажется, совсем не удивился и продолжал меня допрашивать:
– А какой сегодня день недели?
– У вас какой – не знаю. У нас был четверг.
– Четверг? Так-так… Ну, а число сегодня какое?
– С утра было одиннадцатое марта. А год… Какая теперь разница? А тут, у вас, какое сегодня число? Какой день недели?
– А позвольте поинтересоваться, вы разве не с нами-с? Тогда где это – у вас?
Но я решила больше не раскрывать рта, молча подобрала туфли, надела их и поплотнее завернулась в шаль, нечаянно задев ее концом застенчивого адвоката. Усевшись на свой стул, я стала смотреть на доктора. Доктор молчал и все разглаживал на две стороны бороду. Понятно, думает, какой же поставить диагноз… Тут маман заговорила по-французски. Обращалась она явно ко мне. Я опять не поняла ни слова.
– Мамаша! – как можно спокойней сказала я. – В двадцатый раз повторяю: не знаю я французского, только отдельные слова. Десюдепорт, например. Пардон. Мон ами. Ма шери. Сувенир. Шофер. Маникюр. Тренажер. I do not speak French! You understand? Ву компрене? Еще слово по-французски – и я не знаю, что сделаю… вот… сниму блузку!
Мадам закрылась платочком, доктор крякнул. Адвокат сделался алым от макушки до галстука.
– Антон Владимирович, ну пустите меня на место преступления, ну, пожалуйста! – я повернулась к адвокату и принялась строить ему глазки, совершенно не представляя себе, как это выглядит со стороны, но надеясь, что мои ужимки будут иметь успех. Адвокатов румянец