я.
– Может, она дрессированная, знает, что хозяин сначала заходит, – возразил Гр-р. – Тоже неплохо, проблем меньше. Но, по-моему, она просто умная, дворняга же, а это самые здравомыслящие собаки.
И мы стали рассматривать дворнягу. Она почти обсохла. Вернее, он, потому что «шибко умная собака» имела все, что положено иметь кобелю.
– Не зря я тебя впустил, пес, – обрадовался Громов. – Теперь нас будет два мужика, а то в этом доме я один в куче баб!
Морковка, по своему обыкновению сидя на плече Громова, напряженно таращилась на пришельца. Она уже имела счастье видеть подобных зверей, так называемых собак, и знала, как себя с ними вести. Но те собаки были не больше нее, а этот… Этот мог запросто оттяпать кошке хвост, потому что вымахал ростом с любимый табурет хозяина и вид имел нахальный. Морковка предпочла рассматривать пса с безопасного расстояния – с Громова. Кобель же лишь раз взглянул на рыжую кошку и, казалось, напрочь забыл о ее существовании. Удар по Морковкиному самолюбию… Тюня зеленой мухой вилась над псом. Из чириканья домовушки я поняла, что она вполне одобряет наш собаколюбивый поступок.
– Этих бы гадов, что собаку выгнали, заставить самих на снегу ночевать! И не кормить их! – жужжала возмущенная Тюня. – А мы его приютим, песика! Черненький такой, лохматенький! А хвост, смотрите, бубликом! Нет, не бублик, а хризантема!
Обладатель хризантемы поднял одно ухо и повертел головой, чтобы определить источник звука. О! Тюню увидел! Аж челюсть отвисла – если так можно сказать о собаках. Где ж тебя держали, что ты домового никогда не встречал, подумала я. Кошки и собаки умеют видеть призраков, домовых и прочих обитателей параллельных миров. Что ж это за дом был – без домового? Тем временем Тюня провела ревизию собачьей шерсти:
– Мыть! Мыть немедленно! – защебетала она. – А потом чесать!
– Мыть будем завтра, – сказала я вслух, – сейчас его накормить надо.
Пес, действительно, отличался сообразительностью, потому что при слове «накормить» потрусил на кухню. Но шел он как-то странно…
– Эй, парень, – присвистнул Громов, – да ты у нас хромой!
Правую переднюю лапу пес явно щадил, старался на нее не наступать, и остальные его лапы цокали по полу в ритме вальса: раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
– Не собака, а дактиль какой-то, – пробормотала я, но Громов услышал:
– Что есть дактиль?
– Стихотворный размер. Трехсложный. С ударением на первый слог. Мы в институте когда учились, чтобы этот размер распознать, одну мнемоническую фразу произносили: «Вырыта дактилем яма глубокая».
– А, понял! Это же как вальс!
И Гр-р запел: «В парке старинном деревья шумят листвой…»
А я вдруг вспомнила, как отец напевал этот вальс, кружа меня и подбрасывая к потолку. И мне не больше двух лет… Наверное это самое раннее мое воспоминание.
– Гринь, а ты откуда этот вальс знаешь? Я его сто лет не слышала, никто уже не поет.
– У меня учительница музыки была, и это ее любимый вальс, из какой-то оперетты.