народ звать, надо было посмотреть, может, что из ценного осталось».
И как она не разглядела в Жорке мерзавца? Пытаясь найти ответ на этот вопрос, Аполлинария рыдала всю ночь…
Аля провела тряпкой по резным ящичкам под столешницей, велела себе не раскисать и с головой погрузилась в уборку, усиленно прогоняя мысли о грядущем одиночестве. Это хорошо, что она фрилансер. На работу каждый день таскаться не надо. Захочет – три дня из дому не выйдет! Но живо представив, как она сидит посреди бардака, жалея себя и утопая в депрессии, Аполлинария схватила швабру, решив, что если ей суждено теперь влачить одинокое существование, то пусть уж в чистоте.
Глава вторая
Вечером Аля, довольная результатами «зачистки», бродила с чашкой чая по квартире. Красота! На окнах гостиной новые портьеры. Эти портьеры хранились для особого случая, и Аполлинария решила, что сегодня как раз такой случай. Она даже кое-где удачно переставила мебель – ту, что смогла двигать своими силами. Осталось вынести на помойку пакеты со следами пребывания сбежавшего сожителя: его старые кроссовки, парочку рубашек… Еще неделю назад Аля собиралась пустить их на тряпки, но теперь твердой рукой сунула в пакет: зачем иметь лишнее напоминание о мерзавце? В мусорный контейнер отправятся и многочисленные баллончики с дезодорантами и мужским парфюмом, и гантели, и ондатровая шапка, и дорогущий шарф от Calvin Klein. Шапку и шарф Жорка бы ни за что не оставил, так как считал их символами респектабельности, но Аполлинария когда-то запрятала вещи в такой угол, где сожитель не догадался посмотреть. А вообще-то Георгий унес все свои пожитки… И как он умудрился запихать их в китайскую сумку? Наверное, давно втихаря вывозил барахлишко к любовнице, и Аполлинария застукала его, когда он собирался совершить заключительный рейс.
Задребезжал старый дверной звонок. Аля открыла дверь, даже не посмотрев в глазок. Так долго нажимать на кнопку могла только Лидка – дрииинннь-дринь-дринь-дриииннннь! – как будто телеграфирует…
– Чего не открываешь? Жду-жду! – Лида заволокла в прихожую две здоровенные дорожные сумки. – Там внизу еще Барбаросса остался. Пойду клетку принесу.
Барбаросса – это попугай какаду, которого Лидка привезла в прошлом году из Турции. Поэтому и назвала птицу в честь османского корсара, в тыща пятьсот каком-то там году наводившего ужас на купцов, бороздивших Средиземное море. Попугай вполне соответствовал своему пиратскому имени – хитрый и злопамятный, он обладал хриплым баритоном и ругался по-турецки. Если судить по интонации, птица явно сквернословила, и Лидка сокрушалась, что не знает перевода. Особенно часто какаду произносил загадочное «кыч», но под рукой не было ни одного турка, который бы мог это расшифровать. Попугайскую голову украшал ярко-оранжевый хохолок, а, как известно, «Барбаросса» означает «рыжебородый».
Попугай, едва увидев Алю, заорал: «Пр-р-ривет, стар-р-руха!»
– От такого же слышу! – обиделась