ту работу, к которой он не привычен. Может, для того, чтоб поскорее отошли от него мирские привязанности, в том числе – трудовые? Как знать, как знать…
Кто-то в мастерских, где режут иконостасы, выстругивают нехитрую мебель, двери, окна. Восстановление обители из руин продолжается по сей день, и конца-краю ему не видно. Кто-то шьет и чинит подрясники, рясы. Бригада рыбаков хитроумно протягивает сети подо льдом на Селигере-озере – зимой улов хороший, почему-то всегда лучше, чем летом: крупный судак, голавль, щука. А не то, слышал я – и угорек попадается… Ночью сети сторожат по двое – зачем вводить в соблазн местных? Снимут сети и пропьют, не посмотрят, что у монахов воруют. Для местных пьяниц монах – давно уж не диво и не авторитет. Да для них никто не авторитет.
Я обратил внимание: здесь не принято «пластаться до упаду», выказывать трудовую доблесть и рвение в работе. Ибо не это главное в жизни насельника. Здесь делают свое делание «не торопясь да Богу помолясь». Поэтому в обители и не принято говорить слово «работа». Послушание – вот так оно будет правильно. Послушание перед Богом, преподобным Нилом, начальниками монастырскими, духовным отцом. Если ты честно, в меру сил, исполняешь послушание, то, согласно учению святых отцов, оно засчитывается выше молитвы.
Работа (то есть, конечно, не работа, а послушание) помимо удовлетворения каких-то насущных потребностей для жизни, призвана, в общем-то, главным образом способствовать молитвенному настрою человека. Не давать лениться ни рукам, ни мозгам.
И еще заметил я, что во время неспешного, монотонного и нетяжелого делания дела – молитва совершается ох как легко и хорошо. Значит, не зря я здесь, значит, все в жизни идет своим чередом. Правильно идет.
Конечно, бывают периоды страды, горячие деньки, прямо скажем. Вот, к примеру, летом, в сенокос, да ранней осенью, когда пора убирать картошку и свеклу с монастырских полей (захиревший колхоз поделился – куда, мол, нам столько земли, когда работники по городам разбежались?). А еще – аврал, когда надо спешно солить огурцы и помидоры со здешних теплиц, да не банками трехлитровыми, а чанами неподъемными…
С одними грибами сколько мороки! Отец Митрофан, главный на трапезной, где-то вычитал и уверовал (видать, от великого ума), что грибы – не растения вовсе, а прямо-таки животные, и потому нам, монашествующим, потреблять их нельзя. Стало быть, ни к чему и собирать.
Посмотрел на него тяжелым взглядом отец-наместник обители, старец-архимандрит Вассиан, вздохнул, покрутил пальцем у виска… Что ж, мол, не ты первый, Митрофанушка, умишком тут тронулся. Не ты и последний. Так что – вперед по грибы, дорогие братия! И то сказать: сам великий отшельник Нил грибами от голодной смерти здесь спасался, как и другие русские монахи-подвижники… А уж растения они или животные – одно слово: грибы. Исконная монашеская еда. Точка.
Черноризцы и трудники десантируются на лодках на соседний остров Хачин или еще похлеще – куда-нибудь в глухомань, на автобусе… Тащат