– как раз поместиться одному человеку. Подъем туда в первый раз не лишен ощущения опасности. Я лез, ободряя себя молодецким фальшивым посвистыванием, и чувствовал: вышкарь внизу улыбается…
С высоты тридцати шести метров сплошь деревянный поселок Криуша, с узкоколейной дорогой, штабелями пиленого леса, домами, сараями, копнами сена, колодцами и канавой мелиорации выглядит, как игрушка, оброненная сверху в леса.
Леса бескрайние. В любую сторону глянешь – лес, уходящий за горизонт, жиденький ольховый и березовый – на болотах, и плотный, густо-зеленый, смолистый бор-беломошник – на возвышениях. Несмотря на обилие вод, здешним лесам постоянно грозят пожары. В старое время Рязанская область держала в России первенство по пожарам – «на 100 деревень каждый год 40 примерно горело». И горели леса. В памяти ныне живущих наравне с годами бедствий остались лесные пожары.
Вышкарь Арсений…
Пожары в мещерских лесах – явление страшное. В августе 1936 года в соседней с Криушей Курше огонь начисто смел поселок, накрыл дорогу, по которой на открытых платформах пытались спастись куршаки. Все горело: дома, шпалы, мосты. «В братской могиле под Куршей схоронили две тысячи… Калинин приезжал разделить горе».
Пожар 72-го года больших человеческих жертв не принес. Но и его не скоро тут позабудут. «Пять недель горели леса, а торф на болотах горел всю осень и зиму до самой весны».
Служба на вышках – это способ увидеть загорание леса возможно раньше, «желательно, когда огонь еще шапкой можно замять». В особо опасную пору (это конец апреля – начало мая, когда хвоя и палые листья уже подсохли, а зелень еще не брызнула, и особенно август, когда сосняки, прокаленные солнцем, кажется, только и ждут огня), в опасную пору вышкарь с рассветом уже на месте, а спускается вниз с темнотой. На тридцать шесть километров вокруг видит глаз. Каждый «законный» дымок у вышкаря на учете – «это на дальнем кордоне печь затопили… это на лесопилке… а это что за «овчинка» там появилась?» Скорее к глазам бинокль. И вот уже с вышки по телефону – тревога! С большой точностью называется место пожара. «Обычно десяток людей с лопатами и топорами дают огню укорот. Но бывало – военную часть на ноги подымали…»
За службу на вышке Арсений Андрианович премирован биноклем, велосипедом. Я узнал об этом в лесной конторе, но сам вышкарь с простодушием человека, у которого нет от мира никаких тайн, рассказал: «Вот, заслужил. Нас, вышкарей, отличают…»
Небольшого роста, в стоптанных сапогах, в линялой зеленой куртке и картузе с кожаным козырьком – Андрианыч чем-то неуловимо походит на птицу, которой быть наверху удобней, чем на земле.
– Благодать! – подает он голос из будки. – Внизу комарье, а сюда если какой залетает – ласточки тут как тут. Славно обороняют.
Арсений Андрианович рад человеку, который слушает его со вниманием. Он говорит с удовольствием, не дожидаясь вопросов, и поначалу дивишься: сколько в простом с виду деле скрывается тонкостей и подробностей, а потом понимать начинаешь: не в пожарах, не в вышке дело, интересен сам человек. Будь он