она покрылась грязной коростой, сияние померкло.
Я не понимал, что происходит. Даже не слышал о подобном. Аура Иного гасла, превращалась в рваную накидку, сквозь дыры которой утекала жизнь. Меган судорожно сглотнула и шепотом спросила:
– Что с ним? Что это?
– Илья, – громко позвал я. – Илья, с кем ты только что общался? Как выглядел этот человек?
Парень моргнул и непонимающе уставился на меня.
– Ты кто такой? – грубовато спросил он. – Чего тебе надо?
– Илья…
– Какой я вам Илья?! Вы за кого меня принимаете? Меня зовут… – Он запнулся, недоуменно уставился на свои руки, словно видел их впервые в жизни.
Я ударил. Грубым, жестоким заклинанием, которое применял лишь несколько раз. Глаза парня остекленели, лицо утратило выражение. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип. Из уголка рта побежала струйка слюны.
– Что вы делаете? – выкрикнула Меган.
– Не мешай! – Я искренне надеялся, что она заткнется и не станет вмешиваться. У меня не было времени что-либо объяснять. Не сейчас, когда единственный свидетель умирал на наших глазах. Потом мир померк.
Короткий полет. Пустота. Обрывки. Картинки. Клочки мыслей… Я с трудом продирался сквозь разлагающееся сознание Герасимова. На месте последних минут жизни – зияющая дыра. Кто бы ни сотворил пауков, он позаботился о том, чтобы они уничтожили всякое упоминание о его личности.
Но я и не пытался восстановить недавние события. Меня интересовало прошлое. Теннисный турнир. Пляж. Окунуться в море. Провал… Я-Илья иду по горячему тротуару и пью «Ягуар». Провал… Сумрак – ненавижу, всегда жаркий, всегда липкий, но он помогает проходить сквозь закрытые двери. Зачем? А почему бы нет? Весело. Туристы – чужие. Лохи. Обмануть весело. Грабить весело… Провал. Растерянность. Испуг. Не увидел, не почувствовал. «Морфей»! Не действует. Сидят. Смотрят. Не боятся. Безразличные. Как коровы. Запах. Резкий, терпкий. Свет. Странный. В Сумраке. Вне Сумрака. Сквозь Сумрак… Провал. Провал. Провал…
Я попытался еще раз вскрыть чужую память, но на месте воспоминаний порхали лишь темные бессвязные картинки. Затем пропали и они.
Я открыл глаза. Илья сидел на газоне, тупо глядя перед собой. Меган придерживала его голову и пыталась разогнать стайки прожорливых паразитов. Разумеется, безуспешно.
Пошатываясь, я подошел и сел рядом. Перед глазами пульсировали разноцветные круги.
Прочесть мысли Иного почти невозможно, это искусство доступно лишь Великим и требует особой связи. Как между учителем и учеником.
Однако чужой разум – лакомый объект. И за тысячелетия Иные придумали немало способов обойти естественную преграду. По крайней мере частично. Ментальное подчинение вампиров, всевозможные сыворотки ведьм или слияние разумов, подобное тому, что применил я.
Беда насильственных способов в том, что они в той или иной степени необратимо разрушают объект воздействия. Будь Илья Герасимов в порядке, мое вторжение оставило