тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом искали…
Но Динка не слушает Дмитро.
– Боже мой… Боже мой… – шепчет она, бессильно опускаясь на траву. – Убили… такого человека…
– Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают… У нас только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев…
– Дмитро, – вдруг шепчет с надеждой Динка, – может, ты спутал, может, это не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. – Побелевшие губы Динки не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая кровью хата…
– Ну годи, годи, – касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. – Ты думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать… И прямо при всех на Матюшкиных показывает… Ведь как дело-то получилось? В ту пору Иоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на дачах, в репетиторы, значит… Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой. Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Иоська хоть маленький, а дуже разумный хлопчик…
– Иоська… Иоська… – Динка проводит рукой по лбу.
Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете, прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его коленям, стоит маленький кудрявый мальчик…
Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.
– Где Иоська?
– Да был в Киеве. Говорили бабы, с босяками на базаре бегает.
У Динки пересыхает во рту, она хочет что-то спросить, но Дмитро машет рукой:
– Да ты погоди, слушай, что дале было. Ну, значит, как схоронили Якова, то студент, что с Иоськой занимался, взял Иоську к себе, а сам пошел в полицию, чтобы, значит, на Матюшкиных показать. Ну, куда там! Матюшкины – известные куркули, первые богатеи на селе, их голыми руками не возьмешь. Семен Матюшкин да брат его, Федор, всю полицию купили… Люди их боятся, молчат, а Иоська дитя, ему веры нет. Ну, побился, побился тот репетитор и пошел на Ирпень правду искать. А как пошел, так и сгинул…
– Совсем сгинул?
Дмитро разводит руками.
– Нема… И доси нема… Говорили люди, вроде нашли его, где-то в ирпенском лесу, только сильно суродованный, так что и человека в нем признать невозможно. Ну, бабы, конечно, спугались, чтобы Иоське того же не было, схватили хлопчика да и вывезли его тишком в город.
– В город? – машинально переспрашивает Динка.
– Ну да… Там вроде тетка Якова жила. Старуха, конечно, слепая да хворая, сама кое-как перебивалась, а тут еще хлопчика ей подкинули. А куда денешься? Люди привезли да и оставили. Ну а потом, ближе к Рождеству, поехали наши бабы проведать, как там Иоська… А Иоськи нет, сбег Иоська. А тут вскорости и старуха померла.
– Не нашли? – с трудом шевеля губами, спросила Динка.
– Да никто и