подскочила, поцеловала бабушку в лоб.
– Не боись, буль, я сама кого хочешь затопчу. Видала, каблуки у меня какие? О-го-го! И вообще, шли бы вы лучше телевизор смотреть. Чего вы вокруг меня вьетесь? Скоро оболтус мой притащится, есть попросит, а у меня еще юбка не сшита.
Бабушка тяжело вздохнула, встала и пошла к выходу из комнаты.
– Что в лоб, что по лбу! – сказала она, закрывая дверь.
– Может, помочь тебе еще чем? – поинтересовалась мама. – Котлеты супружнику твоему никчемному жарить не буду, а вот юбку могу запросто сметать.
– Не надо. Я булавками закалываю. Это намного быстрей. Иди лучше займи бабульку чем-нибудь, а то сейчас опять философствовать начнет. Ей газеты вредно читать.
– Ладно, ладно, удаляюсь! Однако насчет оболтуса твоего бабушка права абсолютно. На все сто!
– Не скажи. У него есть и положительные качества. Вон он как здорово поет и на гитаре играет. Как настоящий артист. Не каждый, между прочим, может. Ну, не везет ему пока. В телевизор ведь пробиться очень не просто, все туда попасть хотят, – сказала Полина, а потом вдруг подумала, что и в чемпионы мира тоже, наверное, пробиться трудновато.
– Ну, ну! Гитараст по елкой. Ля-ля-ля-ля-ля, солнышко лесное… – пропела мама.
– Мама! Ты опять?
– Чего? – Мать сделала невинные глаза. Даже хлопнула пушистыми ресницами несколько раз для пущей убедительности.
– Того! Употребляешь слова, значения которых не понимаешь!
– Да? Гитараст? Это что, что-то неприличное? Пойду, погляжу в словаре. – С этими словами она, наконец, скрылась за дверью.
Полина вздохнула. Ну, что ты будешь с ней делать! Было совершенно не понятно, как она до седых волос ухитрилась сохраниться этакой невинной ромашкой, да еще при бабушкином демократичном воспитании. Ведь даже о существовании матерных выражений только догадывается.
Сама-то Полина в этом отношении подковалась еще в третьем классе. Лучшая школьная подруга Любка получила важную запретную информацию от своего двоюродного братца, и чтобы не забыть, даже написала на бумажке в клеточку. Они, наверное, целую неделю заучивали эти слова, постоянно сверяясь с бумажкой и хихикая. То есть вели себя в точности, как и должны себя вести круглые дуры. Выучить-то эти слова, они выучили, а вот употреблять никак не получалось. Полина всегда чувствовала, что у нее внутри находится какой-то барьер, переходить который ни в коем случае нельзя. Потом, конечно, уже в институте, поработав все летние каникулы в Ленавтоматторге, торгуя мороженым, Полина Киселева научилась материться легко и виртуозно. Но в отсутствие в дальнейшем общения с работниками советской торговли, перестала и материться. Как будто вышла из-за своего барьера, похулиганила слегка, изобразила из себя бывалую торгашку и тут же спряталась назад в свой родной и привычный мир толстых книг, очков, шахмат и философских бесед о разумном, добром и вечном. А вот матушка странным образом этого барьера внутри себя, похоже, не ощущала и, услышав где-то незнакомое слово, произнесенное веско и со значением,