а море манило прохладой. В Бари я не была и не могу вспомнить, чтобы нечто подобное читала. Но историю похищения знала доподлинно. Мне о ней рассказали во всех деталях, потому что рассказывал очевидец, по крайней мере он так утверждал. Жутковато стало от того, что я в тот момент отчетливо слышала его голос.
«Чертовщина какая-то», – чуть не брякнула я, Кузьмич сидел напротив и радостно улыбался.
– Эти самые барийцы были встречены на родине как герои, – кивнул он. – Их потомкам еще пару веков город выплачивал пенсию, весьма солидную. А в Бари до сих пор Обретение мощей – большой праздник. Из собора их в этот день переносят на лодку, она отплывает в море, а потом причаливает к берегу, где ее встречает толпа народа.
«Да знаю я, – едва не отмахнулась я и вновь удивилась: откуда? Наверное, случайно наткнулась на сюжет на каком-нибудь канале и забыла».
– Один из похитителей, – продолжил Кузьмич, – залез в гробницу, чтобы достать мощи. Они мироточили, и он стоял по колено в мирре. Вот пытаюсь выяснить, как сложилась его судьба в дальнейшем.
– Вероятно, дожил до ста лет и был здоров как бык.
– Вот уж не знаю. Вдруг там решили, что это богохульство, – при слове «там» он ткнул пальцем в потолок и хихикнул.
– Да уж… Растаскивать святого по кусочкам не очень хорошо, – пожала я плечами. – Должно быть, мощевик стоит кучу денег.
– Даже не берусь предположить сколько.
«Откуда они у Джокера, интересно, – подумала я. – Зарабатываем мы неплохо, но и живет Бергман на широкую ногу. Вряд ли с доходов от магазина. Впрочем, кто ж знает, чем он еще торгует».
Я допила чай, немного послушав Кузьмича. Тут ожил мой мобильный. Звонил Максимильян, интересовался, где я, и сообщил, что уже вернулся.
– Спасибо за чай, – поднимаясь, сказала я.
– Всегда рад вас видеть, Леночка, – закивал Кузьмич.
Я направлялась к проходу между стеллажами, когда почувствовала присутствие кого-то третьего. Кузьмич, водрузив очки на нос, уже уткнулся в свою книгу, за его спиной маячила бледная тень, отчаянно жестикулируя призрачными руками. Прислушавшись, я покачала головой и поспешила убраться восвояси.
Лионелла впустила меня в дом, бросив в спину:
– Хозяин в своем кабинете.
Бергман сидел за столом, перекладывая какие-то бумаги в ящике, должно быть, что-то искал.
– Привет, – сказал он, не глядя в мою сторону, а я сказала:
– Тебя надули. Вместо Николая подсунули какого-то малоприятного типа. Ему лет тридцать на вид.
– Монах-доминиканец, прославившийся своей нетерпимостью, считал, что инквизиция ни черта мышей не ловит.
– Надо бы его еще при жизни растащить на кусочки.
– Примерно так и вышло. Свою кончину он встретил мужественно, за что и удостоился святости.
Я не стала спрашивать Бергмана, откуда ему это известно. Однако сомневалась, что все это значилось в сертификате. Я уже давно подозревала: он видит куда больше, чем я, хоть и не горит желанием признать это.
– Поддельных