спросил:
– Кто там?
– Здравствуйте, я полковник Гуров из милиции. Можно вам задать несколько вопросов?
– Вообще-то, я никому не открываю, – после небольшой паузы ответил голос из-за двери. – Мои дети не разрешают мне это делать… Но, вероятно, именно вас я видела с Танечкой у подъезда. Думаю, что вы меня не обманываете и действительно являетесь работником милиции. Надеюсь к тому же, что у вас есть документы, удостоверяющие ваши полномочия. Думаю, Маша не станет меня сильно ругать.
Кто такая Маша, Гуров мог только догадываться. Вероятно, это была дочь, которая не разрешала открывать пожилой женщине дверь. С Танечкой было попроще. Похоже, собеседница хорошо знала домработницу Зеленского.
Замки неспешно прощелкали, и дверь отошла на ширину цепочки, ее удерживающей. Гуров достал удостоверение, открыл и поднес поближе к глазам старушки, осторожно выглянувшей в щелку меж косяком и дверью где-то на уровне его пояса.
– Гуров Лев Иванович, полковник… – водрузив на нос очки, почти по слогам прочитала она. – Прошу вас, проходите, господин полковник. Кажется, слово «товарищ» из обихода уже вышло. Маша, правда, говорила, что сейчас могут подделать любое удостоверение, однако вашему я верю. Точнее, даже не этому грозному документу, а, наверное, вам лично. Ваше лицо… Оно располагает.
Признание престарелой дамы по поводу своего лица Гуров принял с чувством глубокого удовлетворения, как говорил последний генсек, но без излишней гордости. Оперу приходится нередко перевоплощаться и надевать другие – более приятные, а иногда и совсем неприятные маски. Но сейчас он не играл, поэтому слова по поводу лица, которое располагает, можно было посчитать за комплимент. Хотя, если честно, Лев Иванович давно знал, что его облик и обхождение производят неизгладимое впечатление на женщин возраста старше пятидесяти, нередко именуемого бальзаковским.
Войдя, Гуров понял, почему ему пришлось опускать так низко свое удостоверение. Старушка сидела в кресле-каталке, с которой с трудом справлялась. Она попросила Льва Ивановича закрыть двери и, упираясь в колеса тоненькими сухонькими руками, стала разворачивать громоздкий аппарат в прихожей. Гуров поспешил ей на помощь и по указанию хозяйки повез кресло в столовую.
Квартира, в которую его пригласили, была точной копией квартиры Зеленского. Отличие состояло в том, что она не блистала слащавым лоском евроремонта, а несла на себе печать той эпохи, в которой жили люди, чьи имена были высечены на табличках на фасаде этого дома.
Тяжелые шторы, скрывающие двери и окна, обои с потускневшей и едва различимой позолотой, потемневшая мебель и лепные, в паутине трещин, потолки навевали грусть. И без сомнения, в гостиной стоит такой же старый роскошный рояль, как и в квартире двумя этажами выше, а дубовый паркет неровно стерт у самого порога. Возникало ощущение, что ты очутился в чужом и незнакомом мире, где никогда не жил, но почему-то помнишь его. Будто сознание на уровне клеток