для группы любознательных ограничится дегустацией вин и шампанского, она и так уже привела в состояние абсолютного душевного подъема и полного восхищения окружающим тебя миром. Черта с два, вы не знаете грузин. В Рустави было только начало. Тамада Нодари Георгобиани, весельчак и балагур, со своей прихрамывающей, переваливаясь с боку на бок, походкой, словно обухом по голове, оповестил: «У вас свои обычаи и традиции, у нас свои. Пока каждый из вас не произнесет тост, из-за стола не встанем и никуда не уйдем, всю ночь сидеть здесь будем».
Ничего себе заявление, мало того, что нас-то человек двадцать, так еще рука устанет поднимать полный бокал под каждый тост. От зоркого взгляда Нодари не уйти, он строго следил, чтобы никто не отлынивал, не прятался за плечи товарища, все до дна опустошал.
Когда очередь дошла до меня, Нодари громко, чтобы сквозь шум услышали все, произнес: «Михаил наш, местный, из Сагареджо. Ему не привыкать, воды не было, так вместо нее он домашнее кахетинское вино пил».
Народ смолк и с удивлением уставился на меня. Пришлось расшифровать слова Нодари, начиная издалека. Впрочем, читателю уже известна эта моя история, как весной сорок первого мы с мамой поехали навестить отца, офицера-сапера, который служил во Владимире-Волынском, где нас война и застала. Я рассказывал в общих чертах, не очень хотел ворошить прошлое, многое упустил, но про вино вместо воды, которой, когда пересыхала от жары речка, просто не было, конечно, вспомнил и про то, что по-грузински я тараторил даже лучше, чем на русском, и жаль, что с возвращением в Москву постепенно забыл язык, не с кем было говорить. Все думал, как закончить свой тост, и вдруг осенило:
– Пусть вино, каким бы вкусным оно ни было, больше никогда и никому не заменяет воды…
Все бы ничего, только соревнования на призы братьев Знаменских, которые, собственно, мы и приехали освещать, были уже в разгаре. В страшном цейтноте подгоняли еще не произносивших тост (Нодари был неумолим в своем требовании); в общем, даже не вбежали, а влетели на стадион где-то около одиннадцати. И ведь успели! Владимир Ященко как раз готовился к своей попытке на высоте 2 м 34 см. Яркий свет выхватывал в вечернем тбилисском небе планку, поднятую на отметку нового мирового рекорда. Быть или не быть? Быть, товарищ Гамлет!
Пройдут годы, и нечто подобное случится со мной в Токио, только в японской столице я стал свидетелем другого мирового достижения, до сих пор непревзойденного, опять же в прыжках, но в длину. Не помню, по какой причине, кажется, после приема в нашем посольстве, я тоже запаздывал, да еще, черт возьми, ошибся со стадионом. От конечной станции метро валом валил народ; не сомневаясь, что ему нужно туда же, куда и мне, я смешался с толпой, не чувствуя подвоха. А понял лишь тогда, когда разглядел у центрального входа огромную афишу матча по бейсболу. Эти семьдесят тысяч японских фанатов торопились на него, а не на легкую атлетику, она была совершенно на другой арене, благо по соседству. Но все равно приличный крюк.
И все-таки фортуна обернулась ко мне лицом – успел! Майк Пауэлл на