более трехсот фунтов в год вместо прежних тысячи двухсот. Но я твердо верил в свою молодость и энергию и не сомневался, что буквально через пару лет пациентов заметно прибавится.[1]
В первые три месяца жизни в Паддингтоне я с головой ушел в работу и совсем уж редко виделся с моим другом Шерлоком Холмсом. Зайти к нему на Бейкер-стрит у меня не получалось, а сам он если и выходил из дому, то исключительно по делу. Поэтому я очень обрадовался, когда одним июньским утром, читая после завтрака «Британский медицинский журнал», услышал звонок, а вслед за тем и немного резкий голос моего старого друга.
– Ах, мой дорогой Уотсон, – он уже входил в комнату, – я так рад вас видеть! Надеюсь, миссис Уотсон уже оправилась после тех мелких потрясений, связанных с нашими приключениями в деле «Знак четырех»?
– Благодарю вас, мы оба чувствуем себя превосходно, – ответил я, горячо пожимая ему руку.
– Надеюсь также, – продолжал Шерлок Холмс, усаживаясь в кресло-качалку, – что увлеченность врачебной практикой еще не полностью изничтожила интерес, который вы питали к нашим маленьким дедуктивным загадкам?
– Напротив, – ответил я. – Не далее как вчера вечером я разбирал мои старые заметки и систематизировал некоторые прошлые результаты.
– Уместно ли будет предположить, что вы не считаете свою коллекцию завершенной?
– Отнюдь! Нет у меня большего желания, чем отправиться в новое подобное приключение.
– Скажем, сегодня?
– Пусть и сегодня, если вам угодно.
– Даже если придется ехать в Бирмингем?
– Конечно, раз уж возникла такая необходимость.
– А практика?
– Я подменяю соседа, когда он уезжает. Он всегда готов вернуть должок.
– Ха! Лучше не бывает. – Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла-качалки и пристально посмотрел на меня из-под полуопущенных век. – Как я понимаю, вам недавно нездоровилось. Летние простуды всегда такие неприятные.
– На той неделе я три дня просидел дома из-за сильной простуды. Но мне казалось, что от болезни теперь уже не осталось и следа.
– Это верно, вы выглядите совершенно здоровым.
– Как же тогда вы узнали о моей болезни?
– Мой дорогой друг, вы же знаете мои методы.
– Дедукция?
– Безусловно.
– И от чего вы оттолкнулись?
– От ваших домашних туфель.
Я взглянул на мои новые кожаные домашние туфли.
– Каким образом… – начал я, но Холмс ответил на вопрос прежде, чем я успел его завершить.
– Домашние туфли у вас новые. Вы их носите не дольше нескольких недель, а подошвы, которые вы сейчас выставили напоказ, слегка покоробились от жара. Вначале я подумал, что вы их промочили, а затем, когда сушили, поставили слишком близко к огню. Но у самых каблуков есть маленькие круглые бумажные ярлычки с фирменным значком обувщика. Намокнув, они наверняка бы отлетели. Следовательно, вы сидели у камина, вытянув ноги к самому огню, чего человек в полном здравии делать бы не стал даже в столь сырой июнь, каким он выдался в этом году.
Как всегда, после объяснений Шерлока Холмса все оказывалось очень просто. Холмс прочитал эту мысль на моем лице и улыбнулся с легким налетом горечи.
– Боюсь, объяснениями я только выдаю себя, – заметил он. – Результат без объяснения причин производит более сильное впечатление. Так вы готовы отправиться со мной в Бирмингем?
– Конечно. А что за дело?
– Все узнаете в поезде. Мой клиент ждет внизу, в кебе. Вы можете уехать тотчас же?
– Буду готов через минуту. – Я черканул записку соседу, поспешил наверх к жене, чтобы объяснить ситуацию, и присоединился к Холмсу на крыльце.
– Ваш сосед – доктор. – Он кивнул на медную табличку.
– Да, он купил практику, как и я.
– Прежний врач практиковал достаточно давно?
– Столько же, что и мой предшественник. С тех пор, как построили эти дома.
– Ага! Так вам досталась лучшая из этих двух практик.
– И я того же мнения. Но как вы об этом узнали?
– По ступенькам, мой мальчик. Ваши стерты на три дюйма глубже, чем его. Этот джентльмен в кебе – мой клиент. Мистер Холл Пикрофт. Позвольте мне представить вас ему. Эй, извозчик, подстегните-ка лошадей, мы едва успеваем на поезд.
Я сел напротив Пикрофта, высокого, хорошо сложенного молодого человека с открытым, добродушным лицом и светлыми завитыми усиками, в очень блестящем цилиндре и хорошо сшитом строгом черном костюме, отчего выглядел он щеголеватым клерком из Сити, где, собственно, и работал, и принадлежал он к тому сорту людей, которых у нас принято называть кокни[2], но они, как известно, составляют основу наших самых боеспособных добровольческих полков, а отличных спортсменов среди них больше, чем среди любой общности мужчин на этих островах. Чуть опущенные