на телеканале несколько лет, явившись перед зрителями в образе раскованной и томной женщины-вамп. Когда программа стала терять рейтинги, Ульяна сменила канал, программу. Она участвовала в разных проектах, снялась в малобюджетном фильме, который даже имел небольшой успех в прокате, вела концерты и корпоративы. За двадцать лет Ульяна ни разу не приехала в родной уральский городок, с которым были связаны далеко не самые теплые чувства. И будь ее воля, не вернулась бы сюда никогда.
Когда Ульяна ввалилась в квартиру, Сашка еще спал, что было неудивительно. Он никогда не вставал раньше полудня, а если дать волю, мог проваляться часов до четырех, если не было никаких срочных дел, вроде концертов или съемок. Судя по тому, что он не пошевелился, даже когда она грохнула чемоданом о пол, накануне он где-то неплохо погулял.
Ульяна вздохнула.
Вообще, она надеялась, что он ее встретит, и даже позвонила ему перед отлетом. Из родного Юдино на поезде пришлось тащиться аж двенадцать часов до самого Челябинска, так как поблизости не было ни одного крупного города с аэропортом. По пути она несколько раз звонила, мурлыкала в трубку, пока Уральские горы не отсекли спутник, и все намекала, что была бы рада, так рада, если бы в Шереметьево ее встречали с букетиком роз. Можно, конечно, и без букетика, достаточно поцелуя в шейку при всем честном народе. Вася, конечно, не упустил бы возможности заснять момент трогательной встречи влюбленных, а потом этот момент можно будет вставить в передачу. А еще она могла бы сесть в Сашкину машину, положить ему голову на плечо и пожаловаться на ужасную поездку.
Сашка намеков не понял, или сделал вид. Была у него такая очаровательная привычка, делать вид. Он вообще этим частенько занимался: делал вид, что востребован, делал вид, что богат, делал вид, что талантлив. Ульяна его не разубеждала – зачем? Критики он никакой не выносил, надувался, становился в позу и начинал орать, как истеричная баба. Потом, правда, ластился, как кот, шикарно вставал на колени, целовал руки, или смешил ее до колик.
– На черта тебе такое счастье? – недоумевал Вадик, пропуская между длинных пальцев ее волосы, прежде чем отрезать лишнее. – Он же маменькин сынок, истеричка. И потом, он же моложе тебя на шесть лет!
– На три года, – возмущенно поправила Ульяна.
– На шесть! – безжалостно парировал Вадик. – И вот это тощезадое чмо ты пригрела на своей роскошной груди? Уля, он давно сбитый летчик, какого хрена ты таскаешь его на поводке?
– А если это любовь? – прищурилась Ульяна, произнося эту фразу голосом легендарной актрисы. С Вадиком они частенько цитировали любимые фильмы, вот и сейчас он по первому сигналу бросил нужную реплику:
– Кака любов? – сварливо произнес он писклявым дискантом.
– Така – любов! – веско ответила Ульяна, а потом добавила уже менее уверенно: – Ну, может, не любовь, но я, честное слово, к нему так привыкла. Мне с ним хорошо, спокойно и главное – я ничего ему не должна.
– М-м-м, – промычал Вадик, щелкая ножницами. – Элементарная привычка!