«Пути расходятся, дороги остаются…» (при встрече Травнiкъ мне поведал, что, возможно, так будет называться весь его сборник). Действительно, так часто бывает: стоит придумать такую удачную строчку, что она чуть ли не «на автомате» создает целое стихотворение
Я бы обратил внимание на строки: «Поэт, почти что наобум, / Четверостишья сочиняет…». Действительно, хотя работа над словом, стремление к улучшениям и совершенствование – вещи очень важные, все это, на мой взгляд, нужно (и то, если сам чувствуешь, что нужно, если заметил это или получил убедительную критику) уже после написания стихов на одном лишь вдохновении, «почти что наобум». Иначе поэт из Моцарта превратится в Сальери. Самое же лучшее для поэта – написать хорошее стихотворение или, вообще, шедевр на одном дыхании и убедиться, что ничего исправлять уже не надо. Моцарт потому и стал символом именно такого творчества, потому в пьесе А.С.Пушкина ему и завидовал Сальери, добившийся славы трудом и занимавшийся при этом трепанацией искусства, совершивший в итоге убийство, что в партитурах Вольфганга Амадея Моцарта, которые тот делал сам, никаких правок не нашли, не нашли черновиков, потому что их просто не было. Не правил, как утверждали современники, свои рукописи и Вильям Шекспир.
А Юлий Ким написал:
Ведь согласитесь, какая прелесть
Мгновенно в яблочко попасть,
почти не целясь.
Я сам поражаюсь тому, что я сейчас сделал. Я сделал программное заявление о взглядах на творчество, отталкиваясь от двух (!) строчек Терентiя Травнiка. Получается, что от строчки случаются не только стихи.
«Умение читать и говорить…» – это, возможно, главное стихотворение цикла о творчестве и одновременно прославление Книги в нашей жизни. Если бы стоящая на одной из моих книжных полок антология «Песнь о книге» выпускалась не в 1977 году, а сейчас, то уверен, что стихотворение Травнiка заняло бы в ней достойное место. Простая грамота сравнивается с нитью Ариадны, которая, как известно, провела Тезея сквозь лабиринт.
Руны, иероглифы и буквы сравниваются со звездами, созданные ими чудеса ставятся выше всех сокровищ мира, в их начертании сокрыта «великая загадка мирозданья». Когда в предпоследней строфе поэтом упоминаются первые пять букв кириллицы, возникает параллель с пушкинским «Пророком» (тем более что раньше говорилось: начертание рун, иероглифов и букв рождено «из пророческого сна»). «Глаголь, добро неся, благую весть», – призывает поэт и это, очевидным образом, перекликается с пушкинской строкой: «Глаголом жги сердца людей» – но именно
перекликается (свое мнение об аллюзиях я уже высказывал ранее).
Важнее заметить то, что в «Пророке» творчество, искусство соединяется с религией. Также и у Травнiка. «Умение читать и говорить» – это «безмерный дар от Бога к человеку», «благая весть» – это по-гречески «Евангелие». А главное – упоминание в последней строфе Логоса, то есть Иисуса Христа, Бога-сына, второго лица Святой