надо учить. И от правильно принятого решения Кридин вновь почувствовал уверенность.
Давайте подпишем протокол о разногласиях и начнем исправлять ситуацию.
Да нет, – перебил его Александр Иванович, – ты нам сейчас напишешь расписку на пятьсот тысяч рублей, то есть на стоимость авансового платежа и укажешь процент неустойки за каждый день недопоставки станков. И наш местный нотариус эту расписочку заверит. Надеюсь, возражений никаких нет?
Я подписывать документы не имею права. У меня нет таких полномочий, – стал выкручиваться Кридин.
Мы их тебе дадим, – прервал его заместитель директора.
Это произвол, я буду жаловаться.
На кого ты будешь жаловаться, на себя? Жалуйся. Мы можем тебе в этом помочь. И свидетелей в нужном количестве суду представить…
Ночью Кридин убежал через окно рабочего общежития, где администрация завода выделила ему отдельную комнату и поставила охрану до выяснения всех обстоятельств дела. Комната располагалась на третьем этаже, и члены заводской команды не могли предвидеть таких смелых и отчаянных шагов от городского интеллигента. После того, как он в задушевной беседе споил охранника, можно было воспользоваться парадным выходом, но Александр Григорьевич настолько был напуган, что не хотел рисковать своей дальнейшей судьбой, и предпочел рисковать здоровьем. Связал портьеры и простынь, привязал их батарее и с их помощью спустился вниз, предварительно выбросив из окна свой портфель.
Сколько страху он натерпелся! Ночью, в незнакомом городе, похожем на деревню, где все друг друга знают, ведь и в милицию не пойдешь. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Единственное спасение в ту ночь Кридин отчетливо услышал в стуке колес проходящего поезда. Он его не видел, шел лишь по наитию в сторону удаляющегося состава. И вышел на захудалую станцию, где проходящие поезда замедляют ход всего лишь на одну минуту. Но этой минуты Кридину оказалось вполне достаточно, чтобы забраться в вагон. Проводницу долго уговаривать не пришлось. Кридин в свои сорок пять оставался обаятельным мужчиной. У него хватило сил и мужества улыбаться и острить, и даже обнять свою грузную спасительницу. Но стоило ему со своим портфелем забраться на вторую полку плацкартного вагона, как все события минувшего дня вновь пронеслись в его сознании. Он испытал жуткий страх от сложившейся ситуации.
Этот страх не проходил три недели после возвращения из командировки. Не прошел и сейчас. Александр Григорьевич неожиданно для себя вдруг сделал открытие, что он дожил до определенного рубежа своей жизни, который в простонародье называется пожилым возрастом. Отличительной чертой этого возраста являются болезни, возникающие без видимой причины. После поездки у Кридина болела душа, а все нервы от пят до кончиков волос как будто превратились в оголенные электрические провода. В другое время он бы сказал себе: «Да переживать-то не из-за чего… Подумаешь ерунда…»
Впрочем