на самотёк свои слезы отвергнутого Софоклом сочинителя, который ещё находясь во внутренней прострации, ничего не понимал, и уже потом, убежденностью своих слов, заставил этого горе-сочинителя внимать ему.
– А, зрительская небрежность, эта личностная неблагодарность к авторскому труду, для которого мы страдаем и не спим ночами, разве она не ранит сочинителя в самое сердце, выбивая из под его ног, то единственное, что связывает его с этим миром. – Слезливый поэт, вытерев свои слезы, готов был подписаться под каждым сказанным словом незнакомца, который всё также таился в глубине подворотни.
– А ты кто? – как только незнакомец на миг затих, то наконец-то, осмелился на своё слово поэт.
– Я такой же, как и ты, отвергнутый снобизмом признанных авторов, начинающий сочинитель, который всё же не опустил руки и теперь на деле вершит свою трагедию.– Если первая часть предложения была произнесена несколько заунывным тоном, то его окончание, своей мрачной предрешенностью, заставило поэта похолодеть от предчувствия чей-то обреченности.
– Я слышал о тебе.– Поэт, не смотря на испуг, вызванный этим своим воспоминанием, не бросился прочь наутек, а всё также стоял на месте и всматриваясь в темноту, пытался рассмотреть того с кем он говорил.
– Ну тогда ты, не должен страшиться меня и тем более своей судьбы. – Интонация голоса незнакомца, завораживающе подействовала на поэта, который оказавшись во власти этого голоса, уже не мог ничего поделать, как только действовать в согласии с этим голосом.
– А я и не боюсь.– Сделав один шаг по направлению незнакомца, ответил ему поэт.
– Тогда, ступай за мной. – Незнакомец, поманив рукой поэта к себе, углубился в темноту подворотни, куда вслед за ним, со словами: «Я иду за тобой, двуликий Я…», проследовал и поэт. Откуда спустя мгновение донёсся истошный женский крик, который, впрочем, так и остался никем не услышанным, в этом безлюдном месте, в это вечернее время суток, когда только и тешат свое самолюбие и отвагу единственно, что только любители авантюрных путешествий, чьи головы лучше бы увидеть сложенными на плахе, а не в какой-нибудь подворотне или подворье среди свиней. Правда, сегодняшний вечер, закрывающий празднества Дионисий, скорее предопределял необходимость таких вечерних праздных шатаний, в поисках того, чего и кого душа желает, ну или, в крайнем случае, самого себя и своего места в этом полисе, где и в какой его части, ты, протерев свои глаза после временного безпробудия, так ещё и не понял где находишься.
Правда, по шуму доносящемуся со стороны агоры, можно было предположить, что некоторая, а если приглядеться поближе, то можно добавить, что весьма внушительная часть участников Дионисий, всё же сразу нашла себя и своё, а в особенности место вон того недоумка, на которое другой, в отличие от него доумок, сейчас, с помощью убедительного аргумента в виде броска через плечо, и укажет. Конечно, этой встрече способствовало