которую он нес в свободной руке, а на груди криво болтался значок «мастер спорта СССР».
– Биатлонистка, что ли? – спросил он. (Эту информацию он почерпнул из газет).
– Какой у нас биатлон? Стендовик. Но оно тоже ничего. А почему ты про белые колготки не спрашиваешь? Я читала, у вас пишут, что бабы-снайперы обязательно в белых колготках ходят. Так я специально купила еще в Кишиневе, – она беззаботно рассмеялась, – на чердаке остались. Думала, когда меня накроют, успею надеть, чтоб не нарушать традицию, но больно неожиданно ты вылез…
– Послушай… – они продолжали стоять посреди деревенской улицы, и, если б не автомат и не винтовка, могли б сойти за влюбленных, обсуждающих совместные планы на вечер.
– Меня Оксаной зовут, если интересно.
– Не интересно, – Андрей подумал, что она может никуда и не побежать, а полезет целоваться, и когда, по сценарию, он потащит ее в кусты, попытается убить. …Наверняка у нее припрятан нож, ведь я даже не обыскал ее!..
– Ну, коли не интересно… – она вздохнула, – тогда слушаю.
– Если русские не сделали тебе ничего плохого, то зачем… – он хотел сказать «ты нас убивала», но не успел.
– А что мне еще делать? – перебила снайперша, – идти работать? Так всё ведь остановилось. Сейчас все воюют, и я воюю. Мы ж тебе тоже ничего плохого не сделали, но ты пришел сюда. Тебе платят за это, и мне платят. Только гораздо больше.
Андрей не нашелся, что ответить, ведь он, и правда, пришел сюда исключительно зарабатывать, потому что маленькая страна Молдова никак не могла угрожать большой и могучей России.
– А еще ты, наверное, хочешь спросить, – продолжала снайперша, – почему я спокойно стою и не пытаюсь свалить, да?
– Я не дам тебе свалить. Ты убила…
– Дашь, куда ты денешься, – она смеялась так легко и весело, что Андрей чуть не разжал руку, – я ж спортсменка. Ты даже не представляешь, что я умею в постели.
– Мне все равно…
– Мне тоже, – она кивнула, – а знаешь, почему? Я сейчас тебе расскажу; расскажу, чтоб ты не думал, что победил. Победить нельзя, потому что жизнь вечна.
– Как это? – не понял Андрей.
– Дай сигарету, а то мои там, вместе с колготками, остались.
Андрей покрутил головой, думая, как это сделать; потом просто бросил на траву винтовку и достал из кармана пачку.
– Спасибо, – она затянулась, выпуская дым в сторону, – ты веришь в бога?
– Нет. А ты думаешь, что попадешь в рай? – Андрей почувствовал, насколько мудрее и опытней этой соплячки, которую в спорт-интернате только и научили, что метко стрелять, а в остальном она осталась ребенком, верящим в сказки.
– Я не попаду в рай, и ты не попадешь, – она снова затянулась, – мы все рано или поздно вернемся на землю – в прошлое, которого не помним, или в будущее, которого не знаем, но все вернемся. Эта жизнь мне не удалась, поэтому я не боюсь прекратить ее.
Андрей