друг перед другом. В тот же день парень уже рассказывал вождю о «подвигах» мужчин его племени, но про Скору никто ничего не рассказывал. Поскольку Деян знал, где это всё произошло, он без труда вычислил насильника, видимо тот сам не понял, кем он овладел возле двух берёз. Через несколько дней самые верные дружинники Деяна выследили этого бородатого мужика из соседнего рода. Они схватили его в укромном месте, связали, надели мешок на голову и сообщили вождю. Мужик весь затрясся, когда с него сняли мешок, и он увидел перед собой Деяна с ножом в руке.
– Ты в праздник Купалы овладел женщиной, которая стояла на четвереньках у двух берёз? – строго спросил вождь.
– Да было дело, – уныло отвечал тот.
– А ты знаешь о том, что подобное можно делать только по обоюдному согласию?
– Знаю, но я хмельной был, вот нечистый и попутал.
– А ты понимаешь, почему именно я сейчас стою перед тобой?
– Да, – мужик опустил голову и ждал самого худшего, ведь вождь племени никогда не простит ему свою единственную дочь.
– Ты останешься жить, но никогда и никому ничего не расскажешь.
Мужик поднял голову и с надеждой посмотрел на Деяна. Тот пристально посмотрел на него, в глазах вождя не было пощады. Деян кивнул своим ратникам. Ударом в челюсть мужика лишили сознания. Затем, разжали ему челюсти, небольшим крючком вытащили язык и Деян своими руками отрезал его. Язык он взял себе, завернув в тряпочку. Мужику сунули в рот тряпку, усадили на лошадь и отвезли в Дакию, где и продали в рабство. Конечно, Скоре обо всём этом никто ничего не сказал.
Всё это время отец внимательно наблюдал за своей дочерью. Он боялся, что с дочкой может случится худшее, но с головой у неё было всё в порядке. Лишь в одном её поведение изменилось, она стала носить только штаны, отказавшись от платьев и юбок. И вот, наконец, сегодня Деян увидел, что его дочь влюблена и счастлива в этой своей любви.
Скора взяла в доме комплект мужской одежды, обувь и теперь спешила к своему возлюбленному. Когда она вошла, Марк сидел возле костра на деревяшке, приспособленной под сидение, закутавшись в одеяло, и жарил кусок мяса на углях, проткнув его толстой веткой.
От увиденного у Скоры тревожно забилось сердце:
– Зачем ты встал, тебе ещё нельзя?
– Очень кушать захотелось, – немного виновато проговорил Марк.
– У тебя же голова кружится, здесь твоя одежда, – и Скора положила на лежанку узелок.
– Хорошо, тогда дожарь мясо, – Марк передал ей ветку с куском мяса, и не вставая на четвереньках пополз к лежанке. У Скоры ёкнуло сердце от этой беспомощности её любимого мужчины. Она помогла ему и, уложив на лежанку, закутала в одеяло. У Марка от слабости опять выступили капельки пота на лбу. Скора вытерла ему пот, чмокнула в губы и стала дожаривать мясо.
Марк лежал, голова постепенно перестала кружиться, и он спросил у Скоры:
– Расскажи мне, как мы жили до моего падения. Я ничего не могу вспомнить, когда я пытаюсь это сделать,