картотеками и мы могли запросто получить любимые воспоминания всякий раз, когда бы нам не захотелось!
– Не помню, – вздыхает она, обнимая Боббу.
Это разбивает мне сердце.
Я продолжаю улыбаться.
– Ну, тогда как насчет заскочить по пути в магазин и купить «Bomb-Pops»,[1] чтобы объедаться им на крыше?
– И «Cheeto Puffs»[2] для Боббы!
– Конечно!
Она улыбается и радостно пищит. В этот момент я улыбаюсь искренне.
Я люблю ее больше, чем она может себе представить. Если бы не она, я бы утонула в собственном горе. Эмма спасла меня.
Мама никогда не возвращается вовремя со своих вечерних свиданий с очередным Казановой, так что я не прощаюсь с ней. Когда мы переехали в первый же вечер, она не вернулась домой и я звонила ей целую ночь, беспокоясь, где она, но, появившись, мама раскричалась, заявляя, что она уже вполне взрослая женщина, чтобы самой решать, когда приходить.
Поэтому сейчас я просто оставляю ей записку.
Мы едем домой. Любим тебя. Скоро увидимся.
Несколько часов мы едем на моей старенькой машине, слушая треки из «Холодного сердца» по кругу бесконечно, и я начинаю рассматривать вариант сбривания своих ресниц бритвой одну за одной. Эмма слышала каждую песню миллион раз и переделала слова в каждой строчке на свои собственные. Честно говоря, ее версия нравится мне даже больше.
Когда она уснула, «Холодное сердце» уснуло вместе с ней, оставив меня в блаженной тишине.
Рука тянется в сторону пассажирского сиденья, ладонью вверх, ожидая касания другой руки, чтобы наши пальцы сомкнулись, но ничего не чувствует.
Я все делаю правильно, говорю я себе снова и снова. Я молодец.
Однажды все будет хорошо.
Однажды у меня получится.
Мы спускаемся на шоссе I-64, и у меня все внутри напрягается. Я хотела бы поехать другой дорогой, чтобы добраться до Мидоус-Крик, но это единственный путь. Он был забит машинами из-за праздника, но новый ровный асфальт, некогда разбитый, давал возможность ехать легко.
Слезы наполняют глаза, когда я вспоминаю, как просматривала новости в тот день.
Авария на шоссе I-64!
Хаос!
Беспорядки!
Травмы!
Жертвы!
Стивен.
Один вдох.
Я за рулем и не позволяю слезам вырваться наружу. Я заставляю свое тело отключить любые эмоции, потому что, если бы я не отключила, чувствовала бы все и точно умерла, а ведь я не могу умереть. Когда я смотрю в зеркало заднего вида, вижу там отражение моего ребенка, мой маленький кусочек силы. Мы пересекаем шоссе, и я делаю еще один вдох. Каждый день один и тот же вдох.
Я не могу больше об этом думать, иначе просто захлебнусь.
На белом полированном стенде знак с надписью: «Добро пожаловать в Мидоус-Крик!»
Эмма уже проснулась и смотрит в окно.
– Мам.
– Да, малышка?
– Ты думаешь, папа будет знать, что мы переехали? Он