взглянуть ему прямо в глаза (он пытался отвести их), и сказала:
– Послушай, – я сказала «послушай», хотя я никому никогда не тыкаю, это важно для меня – «вы» устанавливает дистанцию, вот я, взрослая, образованная, благополучная, а вот этот мальчик с темными оспинками на щеках в тех местах, которые не скрывает белая маска, но сейчас я уверена, что должна сказать ему «ты»:
– Послушай, – сказала я, – понимаешь, там моя мама, мама у меня там, она совсем одна, она здорова. У тебя есть мама? Ты ее любишь? Ну пусти нас, пожалуйста, никто не заметит, ну хочешь, я одна проеду, а он меня тут подождет, у меня ребенок дома, я точно вернусь, обещаю тебе, я поеду одна и вернусь через час, пусти меня, – в его глазах появилась неуверенность, я заметила ее и приготовилась сказать что-то еще, но тут за его спиной появился еще один, в такой же маске и с таким же автоматом на плече:
– Семенов, что у тебя тут?
И тогда я, стараясь смотреть им в глаза по очереди, пока они не взглянули друг на друга, заговорила быстро, лишь бы не дать им опомниться:
– Ребята, пропустите меня, пожалуйста, мне нужно маму забрать, мама там осталась, мой муж с вами тут подождет, я за час обернусь. Можете даже в машину свою его не сажать, Сережа, ты тепло одет, правда? Ты погуляешь тут час, я быстро, – и тот, который был старше, вдруг вышел вперед, оттеснив молоденького Семенова с почти догоревшей сигаретой в руке, и сказал громко, почти крикнул:
– Не положено, сказано вам! Как будто это я придумал, разворачивайтесь быстро, у меня приказ, идите в машину, – и махнул автоматом, и в его жесте опять не было никакой угрозы, но я не успела сказать ничего больше, потому что молоденький Семенов, с сожалением выбросив себе под ноги окурок, произнес почти жалостливо:
– Вокруг кольцевой натянули колючку, там еще один кордон, даже если б мы вас пустили, там не проедете.
– Пошли, малыш, пошли, нас не пропустят, ничего не получится, – сказал Сережа, взял меня за руку и почти насильно повел к машине.
– Спасибо, мужики, я понял, – говорил он, и тянул меня за собой, а я знала, что спорить уже бесполезно, но все еще думала, что бы такое им сказать, чтобы они меня пропустили, и ничего, ничего не пришло мне в голову, и когда мы сели в машину, Сережа снова почему-то открыл и закрыл бардачок и прежде, чем тронуться с места, сказал мне:
– Это уже не милиция и не ДПС. Ты посмотри на форму, Анька, это регулярные войска.
И пока он разворачивал машину, пока под колесами хрустела снежная колея, я взяла в руки телефон и набрала мамин номер – первый на букву «М», «мама». Она сняла трубку после первого же гудка и закричала:
– Алло, Аня, алло, что у вас там происходит?
А я сказала, почти спокойно:
– Мамочка, ничего не получилось, надо подождать, мам, мы что-нибудь придумаем.
Какое-то время она не говорила ничего, и слышно было только ее дыхание – так отчетливо, словно она сидела рядом со мной, в машине.