пояснил Возгарь, пунцовый до такой степени, что на его пылающих от смущения щеках, наверное, можно было жарить блины. – О светлой да зеленоглазой. Дариной вроде кличут.
Мирину так и подмывало развернуться и кинуться прочь, не разбирая дороги. По жгучей крапиве, по цепкому репейнику, по мягкой лебеде. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! Но остатками разума, еще не совсем утонувшего в безысходном горе, она прекрасно понимала, как странно будет выглядеть ее поступок. Еще прозовут юродивой.
– Четырнадцать внове исполнилось, – сухо обронила она.
И при этом слегка слукавила. На самом деле Дарине исполнилось четырнадцать еще зимой. Но Мирина надеялась, что эта маленькая хитрость поможет усмирить любовный пыл Возгаря по отношению к ее сестре.
Однако парень пропустил уточнение, заострив внимание лишь на количестве лет.
– Четырнадцать… – задумчиво протянул он и принялся что-то считать, прилежно загибая пальцы. – Сваты – осенью. Пусть год подождать до свадьбы. Пятнадцать – маловато, конечно. Но я спешить не стану. Да и куда торопиться, когда такая птичка уже под платком окажется.
Мирина аж задохнулась от внезапно навалившегося отчаяния. Она осознала, что ее любимый самым наглым образом планирует будущую свадьбу с ее сестрой.
Нахлынуло такое чувство, будто кто-то жестоко ударил ее под дых. Нечем было дышать. Воздух внезапно стал настолько густым, что отказался заполнять ее легкие.
И девушка сделала то, что собиралась в самом начале разговора. Развернулась и побежала прочь.
– Беги-беги, – ударило ей в спину запоздалое. – Пусть родители порадуются. Своего отца я уже уломал. Осенью сватов ждите.
Однако бег несчастной девушки не продлился долго. Стоило только Возгарю, вновь приникшему к плетню, скрыться за поворотом дорожки, как Мирина чуть не полетела на землю.
Перед ней стоял Мрак.
Высокий, сутулый, с копной спутанных черных волос, падающих косой челкой на темные глаза, в глубине которых посверкивали злые искры.
Мраком кликали колдуна, который поселился за околицей деревни пару лет назад. Никто не знал, откуда он пришел. Просто однажды мужчина лет тридцати в дорогой и явно городской одежде неторопливо вошел в деревню. Вошел – да так и остался здесь. Со временем, правда, сменил свой камзол с изысканным серебряным шитьем на удобную рубаху. Нанял местных, заплатив непомерно высокую цену, и те построили ему в кратчайший срок избу. Но по негласному уговору – на опушке, около темного елового леса, подальше от остальных домов.
Мрак, однако, не возражал.
Как не возражал он и против своего прозвища. Никто не ведал, как его звали в действительности. А почему Мрак? Темный он какой-то был. Темный и недобрый. Так его в первый раз нарекла травница, которой ой как не понравился возможный конкурент. Так и пошло с тех пор.
На общем сходе долго обсуждали, стоит ли позволить чужаку остаться в деревне. Больше всего возмущалась травница, смерть как боящаяся, что ее и без того скромные доходы окончательно упадут. Слишком мала была деревня для двух людей,