видений, я протянул ладонь и сдавил затылок Эльвы. Ее мягкие волосы напоминали косматый мех зверя, но я продолжал гладить ее голову и шею, пытаясь сосредоточиться на реальности.
И реальность вернулась. Эльва сосала с величайшей нежностью. Я вспомнил, как бережно она засовывала кулачок младенца себе в рот, бархатное прикосновение ее ужасных зубов, когда она ласкала мою грудь. Она начинала мне нравиться, и я смотрел, как она отстраняется, чтобы мне было лучше видно. Ее губы впились в мой член, щеки втянулись. Я чувствовал, как она слегка сжимает член своими острыми зубками, удерживая головку и усердно работая языком. Когда она подняла на меня глаза, я кончил, бурно и неистово.
Одевшись, я сказал ей:
– Можешь оставить всю сотню.
– Мы договаривались на пятьдесят.
– Не за это, Эльва.
Она лежала на животе, слегка повернув шею, чтобы видеть меня. Прохладный воздух от вентилятора лохматил ее волосы. Я заметил, что кожа на ногах сзади повреждена. Шрамы покрывали внутреннюю сторону каждого бедра и нежную кожу под коленями.
– Ты уже заплатил. Мы договорились заранее.
– Тебе не помешают лишние деньги.
– Я хочу, чтобы ты пришел снова. Не за деньги.
Я бросил взгляд на стопку монет.
– Я все равно не возьму их. Купи что-нибудь ребенку.
Внезапно резким движением она встала с кровати – там, где бледная кожа соприкасалась с простыней, осталась нежная розовость. Эльва взяла монеты с комода и засунула в нагрудный карман моей рубашки.
– Пятьдесят.
Вопрос был закрыт.
Я услышал, как ребенок снова заворочался в соседней комнате. Эльва стрельнула глазами в сторону смежной двери.
– Не уходи. Я накормлю его, а потом…
– Кто отец ребенка?
– Мой муж.
– Где он?
– Его увели с собой шлюхи.
– Шлюхи?
– Файандлендки. Чертовы стервы забрали его, когда уходили.
Эльва рассказала мне, что во время последней оккупации в городе стояли шестнадцать женских отрядов. Они захватили в плен всех мужчин в городе. А когда наши войска освобождали город, файандлендки забрали мужчин с собой, оставив только стариков и сопливых мальчишек.
– Думаешь, твой муж жив?
– Наверное, жив. Я не слышала о массовых казнях, они просто берут пленных. Впрочем, откуда мне знать? Всякое могло случиться.
Она сидела на краю кровати, все еще без одежды. Я решил, что она снова плачет, но на лице Эльвы застыло суровое, упрямое выражение, в глазах ни слезинки.
Судя по звуку, ребенок в соседней комнате был готов разреветься.
– Почему ты хочешь, чтобы я остался? Ты боишься?
Эльва широко распахнула рот и положила палец на язык, не задевая зубов, колючих, словно лезвия пилы. Затем поводила пальцем по языку и сделала вид, что сосет.
– Тебе понравилось? – спросила она.
– Очень, – ответил я.
– Останься, ты мне нравишься.
Несколько