два прибора, Бискарро, – кричал барон, – скорее два прибора! Господин Ришон ужинает со мною.
– Нет, позвольте, – отвечал Ришон, – никак нельзя.
– Что такое? Вы хотите ужинать одни, как тот господин?
– Какой господин?
– Там, наверху.
– Кто он?
– Виконт де Канб.
– Так вы знаете виконта?
– Как же! Он спас мне жизнь.
– Он спас?
– Да, он!
– Каким образом?
– Ужинайте со мною, тогда я все расскажу вам за ужином.
– Не могу, я ужинаю у него.
– Правда, он кого-то ждет.
– Он ждет, а я уже опоздал, и потому вы позволите мне, барон, пожелать вам доброй ночи?
– Нет, черт возьми! Не позволяю, не позволяю! – кричал Каноль. – Я задумал ужинать в веселой компании, поэтому вы отужинаете со мною, или я буду ужинать с вами. Бискарро, два прибора.
Но пока Каноль отвернулся и наблюдал за исполнением этого приказания, Ришон побежал по лестнице. На последней ступеньке его встретила мягкая ручка виконта, втянула в комнату, затворила дверь и задвинула, к величайшему его удивлению, обе задвижки.
– Черт возьми! – шептал Каноль, отыскивая глазами исчезнувшего Ришона и один садясь за стол. – Не знаю, почему все против меня в этом проклятом месте. Одни гоняются за мною и хотят убить меня, другие бегут от меня, как будто я зачумлен. Черт возьми! Аппетит проходит, чувствую, что становлюсь скучным, я готов сегодня напиться допьяна, как лакей. Гей, Касторин! Поди сюда, я поколочу тебя! Они заперлись там наверху как для заговора. Ах! Какой я глупец! Они в самом деле сочиняют заговор, точно так, этим все объясняется. Но вот вопрос, в чью пользу они составляют заговор? В пользу коадъютора? Или принцев? Или парламентов? Или короля? Королевы? А может быть, в пользу кардинала Мазарини? Бог с ними, пусть себе замышляют против кого им угодно, это мне совершенно безразлично, аппетит мой воротился. Касторин, вели давать ужин. Я тебя прощаю.
Каноль философски принялся за первый ужин, приготовленный для виконта Канба. За неимением свежей провизии Бискарро подал барону по необходимости подогретый ужин.
Пока барон Каноль тщетно ищет товарища для ужина и после бесплодных попыток решается ужинать один, посмотрим, что делается у Наноны.
IV
Нанона, несмотря на все, что говорили и писали против нее враги, а в числе ее врагов надобно считать всех историков, занимавшихся ею, была в то время прелестная женщина лет двадцати пяти или шести, невелика ростом, смугла, но величественна и грациозна, с живым и свежим цветом лица, с черными как ночь глазами, которые блистали всеми возможными отблесками и огнями. По-видимому, Нанона казалась веселою и охотницею посмеяться, но на самом деле она редко предавалась прихотям и пустякам, которые обыкновенно наполняют жизнь женщины, живущей для любви. Напротив того, самые важные рассуждения, обдуманные в ее голове, становились увлекательными и ясными, когда их произносил ее голос, показывавший, что она гасконка. Никто не мог подозревать под розовой маской с тонкими и веселыми чертами