но… передумал и бросил карты на стол.
– И на чём же вы приехали? – тут же с угрозой спросил Семёнов, увидев просунувшегося в избу Ластовского. – На государственной машине?
Авдюшин отметил про себя, что судьба оставшихся в пурге связистов никак не взволновала сурового начальника, а вот то, что Чижов здесь Семёнову совсем не понравилось…
– А чек на оплату предъявить можете? – продолжал рябой.
– Какой чек, Василич? Ты чё…
– Как «чё»? Дело на тебя, Ластовский, завести, как два пальца в рот, понял? Ты знаешь, какие времена нынче? Вот то-то. Кончилась колымская вольница.
Нырков вскинул голову и сказал:
– Ну, што глядите, айда в машину, щас выйду.
Ластовский выскочил первым, Авдюшин за ним.
– Вот попали, как сердце чувствовало, – заныл топограф.
– Да уж, гостеприимством здесь что-то не пахнет. А что это за мужики под вешалкой?
– Батраки, не знал, что ли? Помнишь, Вовка Мартын, охотник с Анюйского тракта, кореш чижовский, утонул на Большой Тонé, жена, двое детей. Там в живых один только бич остался, Лёнька этот носатый. Представляешь, полчаса его по реке носило на куртке болоньевой, пока катер не подобрал. Тёмная история.
– Река плохих не забирает… Ещё бы мне Мартынова не помнить!
Авдюшин тогда, в июле, избороздил с эхолотом всю Большую Тоню. Мартыновский «Прогресс» так и не нашли. Подняли несколько допотопных моторов, две дюральки, – чьи они и когда потонули, никто и не помнил.
Мартын всплыл на второй день, заметили с вертолёта белый свитер и синие джинсы. Носатый Лёнька рассказывал, что Мартын нырял за детьми и женой три раза, – Колыма его брать не хотела, – на третий не вынырнул, решил с ними остаться…
А жена Мартына, из местных, из походских, так и ушла вместе с лодкой, не смогла руку разжать, – там же дети малые сидели, в рубке…
Это особенно потрясло Авдюшина, и он до кровавых мозолей стёр руки о вёсла, перегребая течение Колымы, так ему нужно было найти утонувший катер и убедиться, что виною гибели всей семьи был неизвестно откуда взявшийся топляк.
Ну, не было, не было и не могло быть топляков на Большой Тонé! Вся тоня в сетях, и неводами пройдена от края и до края!
Хоронили всем посёлком. Родственникам мартыновской жены жалко стало обручальное кольцо на Вовкином пальце, хотели с распухшей руки снять, или палец отрубить…
Колька Чижов не дал, не позволил друга позорить, ему и говорить ничего не пришлось, только глянул в их сторону, как выстрелил. Потом поднялся на холмик растаявшей мерзлоты и голову Мартыну разбинтовал, в глаза ему посмотрел…
«Что ж вы, люди…».
И стояли люди, молчали, смотрели и слушали.
Слёз своих не постеснялся, махнул рукой – «Опускайте!»…
На поминки не пришёл.
Катер все рыбаки-охотники хотели найти, не верили, что просто так у него транец оторвало, подпилил кто-то транец-то…
Авдюшин