лицо всегда спокойной и размеренной леди, она пыталась оправдаться.
– И слушать ничего не желаю! Нам нужно срочно принять меры. Ты слышишь? Это больше не может продолжаться. Твое поведение довело ваши игры до того, что с этого момента я против, чтобы вы находились вместе. На одной территории! – дала волю чувствам Энн Хамвилл, и ее было уже не остановить.
– Но миссис Хамвилл, – Чарлиз смотрела на женщину и более ничего не могла вымолвить. Как и тетушка, которую громкий голос родственницы заставил из гостиной подняться на второй этаж. Она тоже молчала. Оставаясь хозяйкой дома, пусть и временной, но имевшей власть, она безмолвствовала, не вмешиваясь и не прерывая яростного монолога. Георг, испугавшись неожиданного гнева матери, заплакал и забился в кресло, стоявшее в коридоре.
– Этот разговор назревал давно, но я все же оттягивала его, сама не зная зачем. Мне надоело видеть все эти бесконечные поползновения к растлению моего сына, будь то ваши непонятные мне игры, погони друг за другом, единение в ваших комнатах… – грозно продолжила миссис Хамвилл.
– …Надо распределить месяцы, Чарлиз… Время, когда ты будешь проживать здесь и мы с сыном, отдельно друг от друга. И… я не вижу других вариантов. Ты услышала меня? – какое-то глубокое озлобление, большее, чем материнская защита и беспокойство сквозило в этих словах. Ненависть к тому дню, когда родилась Чарлиз, была вероятнее… Чарли стояла на ее пути, пусть даже не претендуя на наследство, но проживая в нем, каждый день мелькая перед глазами, а быть может, причиной всему была не поддающаяся ее пониманию натура девушки.
Энн Хамвилл замолкла, больше не произнеся ни слова, так и не подойдя к рыдающему Георгу. Поняв, что разговор окончен, Чарли ватными ногами спустилась на первый этаж, вышла из дома и, не имея сил пройти дальше, присела на деревянные ступени крыльца. Она обняла руками согнутые ноги, уткнув глаза в острые чашечки колен. Чарли не знала, сколько времени провела в таком положении. Начало смеркаться, служанка Элиза зажгла в доме свечи. Чарлиз домой никто не звал, да и возвращаться внутрь совсем не хотелось. Девушке хотелось выкрикнуть: «Мама!» и побежать к ней навстречу в уже потемневший близлежащий лес, словно та вот-вот должна была появиться на тропинке, ведущей оттуда. Но матери не было. И отца. Не было никого. И ничто не способно было возродить их. В своем незавидном положении Чарли провела час, затем другой и третий… Уже после того, как во всем доме погасили свет, ведущая на веранду дверь скрипнула, показав плечо тетушки в накинутой шали.
– Чарли, – позвала она.
– Да, тетушка… – ответила девушка, выдавливая из себя слова.
– Чарли… – старушка подошла ближе. – Она – мать…
– Пойдем спать, уже поздно, – переключив тему разговора, произнесла пожилая женщина смиренным голосом.
– Я… – Чарлиз чувствовала, как ее губы