Надо будет зайти, подбодрить…
Выйдя из ванной обнаруживает – звонили. Перезванивает.
– Товарищ майор, третий подъезд, да?
Голос незнаком.
– Да.
– Тогда на месте.
Нет. Не вспомнить. Может, и вспоминать нечего. Новенький.
– Спускаюсь.
Берет кейс. На окно не смотрит. Как бы то ни было, пора кончать этот бардак. Бессонная ночь, будущие дети – не поводы. Надо держать себя в руках. В лифте собирает волосы в узел. Здоровается с консьержкой. Она с тех времен. Мимо таких мышь не проскочит. И ведь не учили. Четыре класса. Талант. И возраст нипочем. Таких людей больше нет. И не надо.
Дорожка от подъезда густо припорошена снегом. Джамшуты5 стараются. Завалов нет. Но как тут успеть? Второй день сыплет крупными хлопьями. Черный немецкий микроавтобус. Дверь автомат. Ныряет в салон. Здоровается не глядя. Водитель седой дядька – в шаге от пенсии. Дежурно кивает. Из салона отвечают, неожиданно по форме:
– Здравия желаю, товарищ майор.
Находит в углу обещанного ботана. Очки на минус шесть. Прыщи. Жопа шире плеч. Но худой. Весь набор.
– Как вас?
– Глеб Серафимов, товарищ майор.
Он смущен. Она ловит его взгляд на живот. Предупрежден: майор – женщина. Но беременная – как-то не увязывается с «важняком».
«Да, друг, бывает и такое», – думает Линер. Вслух спрашивает:
– С учебки?
– Три месяца.
– Пиджак6?
– Никак нет.
Ботан обижен.
– Как нет? С гражданской службы пришли к нам?
– Не совсем.
– Объясните.
Глеб ищет слова.
– Я это… хакер… Был пойман… Ну, и…
– Перевербовали, что ли?
– Так точно.
– Кто с вами работал?
Ужас в глазах.
– Василий Сергеич.
– Вася? Лично? А вы, оказывается, тот еще фрукт, Глеб.
– Так точно, товарищ майор.
– Да бросьте вы «майоркать»… Что знаете о деле, в связи с которым вас ко мне прикрепили?
– Я поступаю в ваше распоряжение. Это как-то, видимо, с нашим отделом связано.
– Как-то, видимо… Очевидно. На какой срок?
– Ничего не сказано. Пока нужен буду.
– Ладно, господин бывший хакер, отдыхайте пока.
Линер откидывает сиденье, ложится и выпрямляет ноги. Есть время подремать. 91-я – ближайшая к теракту – не близко. Смотрит в окно. Бабочка. Та же. И пятна, и размер. Каким-то образом держится на стекле на полном ходу. Ничего себе проветрилась. Это уже переходит все границы. Линер отворачивается. С надеждой возвращается к окну. На месте. И усики так же о чем-то вопрошают.
– Бог мой, за что? – спрашивает Линер шепотом и закрывает глаза. Даже задремать не выходит. Ощущение, что за ней наблюдают. И кто? Чешуекрылое. Открывает глаза уже без надежды. Та же картина.
«А может… Нет, не может.