не стали бы доискиваться, с ревностью буквоеда, что Румянцев сказал и чего не договорил в своем завещании. Посмотрели бы на дело в общей его сложности и больше всего похлопотали бы о том, чтоб пожертвованное народу достояние не ездило с квартиры на квартиру и чтоб заключающий его дом остался на веки цел».
Мы привели далеко не весь текст Стасова, но он вполне заслуживает цитирования. Ибо тема противостояния между петербургскими и московскими учеными, между общественностью двух столиц не стала менее животрепещущей. Один уж возглас Стасова: «За что такое унижение Петербурга, за что такое непомерное превознесение Москвы?» – чего стоит. При чем же здесь унижение? Дело в другом. Три десятка лет прозябал и ветшал Румянцевский музей в Петербурге, о чем мы узнали из процитированного «Положения…». И вдруг, когда появилась возможность его спасти, подняли бунт питерские общественники, говорят, даже сходку в университете устроили. Так что же они молчали раньше? Перенос музея в Москву – это не вопрос превосходства одного города над другим, а решение давно назревшей проблемы сохранения коллекции. И ведь какое наидостойнейшее место выбрали москвичи для музея – в самом центре, напротив Кремля.
Москвичи в не меньшей обиде на Петербург. Эрмитаж никак не отдает обратно собрание импрессионистов, переданное из Музея изобразительных искусств им. Пушкина в 1940-х годах. Можно, вероятно, предложить обмен: мы им Румянцевский музей, а они нам Моне, Ренуара, Сезанна, Пикассо и других, которых собирали в своих московских усадьбах Щукины да Морозовы. Пока эта идея пришла в голову лишь автору этой книги, чего вполне достаточно. Ведь если подобное начнется, конца видно не будет. Нам только дай волю…
Владимир Одоевский, узнав об окончательном решении Комитета министров перевезти музей в Москву (где он, кстати, родился), не скрывал радости: «Музеум обезопасен от верной неминуемой гибели. А со мною что будет, то и будет, авось не останется втуне моя 16-летняя должность верной собаки при музеуме. Хотелось бы и мне в Москву – нет при нашей скудности никакой возможности жить далее в Петербурге». Ему вторили и московские «Библиографические записки»: «Носится слух, что Румянцевский музеум переводится из Петербурга в Москву. Богатое собрание русских и славянских рукописей этого музеума может быть лучшим основным камнем для будущей Московской публичной библиотеки. Естественно, что возможно скорейшее осуществление этого слуха – одно из задушевнейших желаний московских ученых, литераторов и библиофилов. И кто знает, может быть, перевод Румянцевского музеума станет побудительною причиной для некоторых владельцев библиотек, книги которых, под сотнями печатей, гниют безо всякой пользы для них и для общества, пожертвовать принадлежащие им собрания для городской публичной библиотеки в Москве. Мы, со своей стороны, вполне убеждены, что все, пользовавшиеся до сих пор Румянцевским музеумом в Петербурге, не только не будут огорчены переводом его в Москву, но деятельно, насколько это зависит от них, помогут