следующий же день после присвоения ей имени мать почувствовала себя так плохо, что не могла даже сделать глоток воды. Она прожила еще четыре дня, затем ее самочувствие стало ухудшаться.
– Если вы не будете заботиться о ней, мой призрак будет преследовать вас, – шепотом предупредила она служанку, так напугав бедную женщину, что даже теперь, спустя несколько месяцев, она почти не отходила от девочки и проводила рядом с ней все ночи напролет. Она боялась не Лилит, а призрака мадам Пети.
Я могла отказаться от брака в том случае, если бы, увидев детей, не испытала никаких чувств. Нельзя усыновлять детей призрака, симулируя любовь к ним.
Собираясь в гости к месье Пети, я выбрала костюм, в котором обычно бродила по холмам с Жестиной, – а именно простую хлопчатобумажную юбку. В ней легче было удирать от диких ослов с дурными наклонностями, бросавшихся на нас с громким ревом и старавшихся укусить за ногу. Когда я одевалась, в комнату вошла Жестина.
– В этой семье ты не найдешь ничего, кроме горя, – пророчила она. Она встречала мальчиков Пети на рынке, и они выглядели, по ее словам, как оборванцы и маленькие преступники, хотя служанка относилась к ним с особой добротой.
– Все мальчишки похожи на маленьких преступников, пока их не умоешь, – ответила я. – Аарон всегда выглядел как закоренелый воришка, и тем не менее он явно завоевал твое сердце.
Мой кузен был упрямым эгоистом, но с Жестиной он преображался и был нежен. Думаю, он влюбился в нее в те вечера, когда мы бродили втроем и, кроме нас, никого в мире не существовало. Жестина ответила на его чувство, хотя знала, что мужчины нашей веры не могут жениться на женщине африканского происхождения. Жестина никогда не была рабой, но наша община ни за что не признала бы ее своим полноправным членом. Тем не менее Аарон дулся, когда она ходила по городу или окрестностям с кем-нибудь другим, будь то ее мать, двоюродные братья, а впоследствии также и я. Когда мужчины глазели на нее – что происходило постоянно, – Аарон выходил из себя. Он приобрел репутацию задиры, с которым лучше не связываться. Но в то время как Жестина, переполненная чувствами, не могла уснуть по ночам, Аарон спал как сурок. Я убедилась в этом однажды, когда стучала в дверь его спальни и звала к завтраку, а он даже ничего не соизволил ответить. Тогда я вошла и присела на край его кровати.
– Ты любишь Жестину? – спросила я, растолкав его. Он вырос в красивого молодого мужчину, но во многих отношениях оставался ребенком.
– Разумеется, люблю. Но наша мадам не хочет и слушать об этом.
– И ты позволишь ей разрушить твою жизнь?
Аарон спихнул меня с кровати.
– Существуют же правила, – сказал он.
Это меня потрясло. Я привыкла думать о нас троих как о бунтовщиках, которые бродят по острову, где им вздумается, несмотря на мамины запреты.
– Это ты разрушишь свою жизнь, если не поймешь, что между людьми есть различия, – сказал он.
После этого я перестала доверять Аарону. Я тысячу раз говорила Жестине: «Не выбирай его»,