с агентурными материалами на «Запорожца», приказал взять его в более активную агентурную разработку, применив также перлюстрацию его корреспонденции, наружное наблюдение, прослушивание телефонных каналов и другие «литерные мероприятия». Из Москвы по заданию НКВД СССР в Киев приезжали для участия в разработке представители киносреды «Гринвальд», «Альберт», «Верова», «Викторов», «Журналист». В середине 1940-х гг. к разработке «живого классика» был причастен и упоминавшийся полковник С. Карин-Даниленко. К «изучению» кинематографиста привлекался и суперагент советской спецслужбы Николай Глущенко («Художник», «Ярема»), в то время состоявший в негласном аппарате 4-го Управления НКГБ СССР[185].
Агентурные материалы, подчеркивая талант А. Довженко (равно как и крайне нездоровые, неприязненные и конкурентные отношения между представителями украинского советского творческого Олимпа), отмечают напряженное, часто депрессивное и неуравновешеное состояние духа творческого работника. Ему были присущи «страшное себялюбие, честолюбие, неуживчивость, болезненная обидчивость» (агент «Холмский», март 1931 г.). Режиссер много пил, страдал перепадами настроения, нередко впадал в истерическое состояние и плакал, опасался ареста. Сняв фильм «Щорс» и пользуясь расположением Сталина, вел себя по отношению к коллегам «грубо-деспотично» (агент «Тимофеев»). О воспеваемом им же рабочем классе отзывался как о «быдле», «скоте», интресующемся только «сном, едой, женой», мог рассказывать анекдоты о Сталине, лично уделявшем время для встречи с кинодраматургом.
Конфиденты сообщали, что Александр Петрович «резко осуждает всю систему советского воспитания – школу, комсомол, общественные организации, …цензуру в искусстве и “весь тон жизни”» (агент «Стрела», июль 1940 г.), догматику официальной идеологии, подчеркивает вынужденный характер работы над «Щорсом» по «прямому приказу Сталина», яростно и уничижительно критикует партийных и кинематографических чиновников, коллег-«трусов», воспевающих советскую действительность.
«Запорожец» во хмелю нередко допускал такое публичное поведение, которое стоило бы жизни его согражданам. Так, в сентябре 1936 г. в присутствии «Стрелы» Александр Петрович в состоянии сильного опьянения с балкона Дома творчества писателей в Ирпене «в резких и истерических тонах буквально кричал о своих недовольствах», ругал засилье «русских, грузин и евреев», заявлял – «украинской культуры нет», ее загнали в сферу «гопака и шаровар», возмущался тем, что «нация украинцы – изменник на изменнике» и т. п. Отмечалась и его подконтрольность супруге – актрисе Юлии Солнцевой[186].
Конфиденты подробно осветили убеждения и мировоззрение А. Довженко, тем более что он особо не таился, считая многих из них единомышленниками и товарищами. Источники, естественно, не подтверждали членства режиссера в «подполье», именуя его «теоретическим националистом» (агент «Федоров», сентябрь 1936 г.).