рвали на куски.
Единственное, но очень важное отличие «сечей» от современного им парижского «Двора Чудес» или позднейших воровских малин, приближающее их, скорее, к пиратским базам Карибского моря вроде Тортуги, была, в связи с перманентной степной угрозой, перманентная же мобилизационная готовность. В период военных действий власть «авторитета» – атамана – была диктаторской; за попытку вручить ему «черную метку» в походе ставили на перо без базара. При этом справедливости ради отметим: «военное время» подразумевало не только защиту от «злых татаровей»; казаки и сами были крайне малоприятными соседями, так что определить, кто кого обижал больше, достаточно сложно. И те, и другие жили набегами. Однако, как бы то ни было, в итоге казачество все-таки прикрывало южные рубежи Великого Княжества и в этом качестве приносило несомненную пользу. В связи с чем чуть позже, уже во времена Речи Посполитой, правительство сочло за благо принять на службу 4000 казаков (разумеется, «зимовых»), занеся их в особый список-реестр и тем самым дав определенный юридический статус, безусловно, ниже дворянского, но и столь же безусловно выше «хамского» (освобождение от налогов, жалованье, право на сословный суд и выборное управление).
Однако основная масса по-прежнему оставалась сама по себе. Она бурлила и кипела, начав приносить уже и политические осложнения. На имения магнатов, правда, не покушались: негоже не рубить сук, на котором сидишь, да и страшновато, да и неудобно, православные все же. Иное дело – басурмане, всякие чурки гололобые. Но… Мелкие степные племена к тому времени были уже не сами по себе, а находились под властью Крымского ханства, и самого по себе совсем не слабого, да к тому же и вассала могущественной Османской Порты, весьма недовольной налетами запорожцев на кочевников и Крым. Крымцы, правда, тоже не были подарком, то и дело бунтовали, но это султанов злило намного меньше: во-первых, хоть и сукины дети, но все же свои, во-вторых, поставляли очень нужных Порте рабов, в-третьих же, что можно простить правоверному, не позволено гяуру. Стамбул злился, а Стамбул в то время кое-что очень даже значил, так что голова у Варшавы, не слабой, но полностью увязшей в европейских проблемах, болела нешуточно. К тому же в свободное от терок с татарами время «сечевики» ежегодно чудили еще и в Молдове, то просто грабя, то нанимаясь на службу к очередному претенденту, а то и выдвигая своих собственных претендентов на господарский престол (Иван Подкова, чей бюстик стоит во Львове на том самом месте, где ему отсекли голову, – лишь самый известный случай). Однако Молдова тоже к тому времени находилась во власти и, следовательно, под защитой Порты, и Стамбул злился еще сильнее. Необходимо было взять сечевиков под хоть какой-то контроль. А поскольку ни возможностей, ни средств для реализации столь сложной программы у правительства РП не было, за дело взялись «инициативники» – энтузиасты с образованием и связями – младшие отпрыски достойных фамилий, мало отличавшиеся