к черту эту
мерзость, выкричать, уничтожить. Не испугался бы только мой «опытный»…
Лезли в голову непрошенные рассуждения. О садистах, которые на самом деле внимательные и
заботливые, и о «нормальных людях», которые… Да бей же ты сильнее!
И он старался. Мне не с чем было сравнивать, но очень скоро стало нестерпимо, и я уже не
думала ни о чем, только о следующем неизбежном ударе, и мечтала о передышке, но готова
была проклясть его, если остановится. Я разрывалась – жаждала еще и еще сильнее, и боялась, и
как же хорошо, что он меня привязал, иначе я не вытерпела бы и возненавидела себя
окончательно, а так можно было обо всем забыть и просто рваться, уйдя в боль целиком…
Всё. Он честно остановился, и первым чувством было громадное облегчение – закончилось! Но
чуть только высохли слезы, как внутри начало, пока еще потихоньку, нарастать отчаяние. Нет, не
сработало! Надо было не так! Надо было… Но я старательно давила в себе это, надеясь, что
пройдет. Или что ошибаюсь – ведь вот задница вся огнем горит! Разве этого мало? И еще – мой
«опытный доминант» был так обезоруживающе счастлив! Светился весь, как новогодняя елка. У
кого-то сегодня и впрямь рождество. Но снова – не у меня.
***
Конечно, я написала ему опять. Он, как положено ответственному верхнему, первый спросил, все
ли со мной нормально. Смешной! Что мне эти полоски! Пока я доехала домой, остались одни
сожаления.
Нет. Со мной не нормально. После той встречи моя черта приблизилась почти вплотную, потому
что надежды не оправдались, и стало еще тяжелее. Но всего этого я ему не писала. Только общие
фразы. Да, спасибо. Повторим, ага. Все-таки, надо попытаться еще раз.
Контраст между бережными, нарочито твердыми, но подрагивающими от волнения руками
«садиста» и теми, не знающими жалости лапами не давал думать ни о чем другом. Я закрывала
глаза, и под веками прокручивались сцены, о которых никогда – всех богов молю – не узнает моя
мама. Человек, которого она привела в наш дом… оказался нелюдью. А я была слишком мала и
растеряна. Как такое вообще может быть? Я была шокирована, когда в первый раз столкнулась с
информацией, что некоторые специально ищут порки. Мучаются без нее, мечтают. Для меня на
протяжении бесконечного времени порка от отчима была всепроникающим кошмаром. Я
соглашалась на все, почти не сопротивляясь, лишь бы только он не поднялся с табуретки выйти в
другую комнату за ремнем. Я была напугана. За-пугана. В постоянном ожидании той страшной
минуты, когда мы останемся одни. После школы одноклассники радостно бежали из школы, а я…
Мне некуда было идти. Особенно безысходно было зимой. И он особенно зверствовал, если я
задерживалась. Но все равно я оттягивала возвращение домой, как только могла…
Вот это рассказать моему интеллигенту с розгой? С любовно приготовленной? Как ему объяснить:
мне