лекарей, учёных
Настигнет скорбь от безответных тем.
И только свет – из сердца извлечённый —
Подарит утешение взамен.
«Есть тишина, что тише тишины…»
Есть тишина, что тише тишины,
И в глубине скрываются глубины,
Наивысоты есть у высоты,
Наисильнейшее встречается у силы.
Наимудрейших звали на совет,
Там, где порою мудрость не справлялась,
И только у любви наилюбовь
Ни разу и нигде мне не встречалась.
«Есть у грехов одна печаль…»
Есть у грехов одна печаль:
Пока поймёшь, что жить так – плохо,
Они уже скривили даль,
Тебя в ней сделав кривобоким.
Неужто молодость не может
Жить без рискованных отрав
И, отцветая, осторожно
Коснуться сути, не устав?
Неужто, дерзкие порывы —
От малоумья, с многосилы —
Сгибают нашу жизнь к земле…
И в теле, скопищем осадка,
Толкутся мысли добела,
Чтоб старость пышною была…
Прорежет мимика морщины —
И на лице всплывут дела.
Из безобразной паутины
Понятно станет, как цвела,
Писалась вся твоя картина…
А где душа? В согбенном теле?
Она всё так же молода?
О настоящем мыслит деле
И всё ей горе не беда?
Но тянутся кривые ветви
Телесных древ в своей мольбе,
Чтобы душа, покинув тело,
Взросла на праведной земле…
А здесь из яблок винно-прелых,
В обход печали и беды
Восходят живостью незрелой
Весенне-юные сады.
«Есть – крошки. Есть – крохи…»
Есть – крошки. Есть – крохи.
Похожи, но всё же,
Одни – выметаем,
Другие – храним.
По крохам растится душа осторожно,
По крохам становится всё в ней живым.
И если сметаем мы крошки рукою,
То крохи считаем по пальцам руки.
Две буквы в одном,
в одном только слове
Меняют течение
нашей реки.
По крохам слагаются судьбы эпохи,
В мозаику времени смальтой ложась,
Но если мне крошкою ссыплются строки,
Склюю все, что есть,
ничуть не стыдясь.
«Железные врата…»
Железные врата
И деревянный храм,
Собаки, сторож, лавка,
По сторонам бурьян.
В окне столетник скрючился
И фуксия цветет,
А в глубине под образом,
Мерцая, воск течет.
Скрипят ступени старые
И что-то говорят,
Как будто дожидаются
К вечерне звонаря.
А на закате с купола,
Все зная наперед,
Оранжевое солнце
Возьмет да и стечет.
Коснется старый колокол
Щеки чуть языком,
И бронзовой